Стивен Джонс - Монстры

Правда, Люциан никогда не читал специально критических разборов своих книг, и, что самое невероятное и интересное, эта заметка попала к нему, как и все остальные статьи о Медузе, совершенно случайно. (Более того, произошло это у дантиста.) Хотя он много читал по предмету, ни один из материалов этой достаточно бессистемной папки не попал к нему в ходе обыкновенного исследования. Все свидетельства появились ненароком, ничего нельзя было предсказать. В общем, эта информация была даром непредвиденных обстоятельств и праздных вопросов.

Но что доказывали эти постоянно попадающиеся на глаза Дреглеру кусочки разрозненной головоломки? Ровным счетом ничего, являясь побочным эффектом его одержимости Медузой. Естественно, Люциан постоянно замечал на фоне повседневной рутины эпизодические роли любимого персонажа. Это было нормально. Но хотя «находки» рационально ничего не подтверждали, они всегда давали пищу не столько разуму Дреглера, сколько его воображению, особенно когда он рылся в этом архиве, посвященном своему старейшему предмету исследования.

Сейчас, лежа на кровати и перебирая бумажки, философ пытался опять пробудить свою фантазию. И сумел, найдя текст, переписанный им как-то в библиотеке из маленькой желтой книжечки «Вещи близкие и дальние». Цитата гласила: «В сущности устройства мира нет ничего такого, что помешало человеку увидеть дракона или грифона, горгону или единорога. Но на самом деле никто никогда не встречал женщину с волосами из змей или лошадь с рогом во лбу, хотя первобытный человек, скорее всего, наблюдал за драконами — известными науке как птеродактили — и монстрами более невероятными, чем даже грифоны. В любом случае ни одна из этих зоологических фантазий не нарушает фундаментальных основ интеллекта; геральдические и мифологические чудовища не существуют, но причин, по которым они не должны существовать, нет ни в природе вещей, ни в законах разума».

Именно в соответствии с природой вещей Дреглер решил не делать никаких выводов, пока не сможет нанести визит в некий книжный магазин.

Ранним вечером следующего дня, после многих сомнений и раздумий, Дреглер вошел в маленький магазин, зажатый между серым и коричневым зданиями. Две стены лавки, забитые книгами, находились друг от друга практически на расстоянии вытянутых рук. На более высокие полки можно было забраться только с помощью очень длинной лестницы, а о книгах, стоящих под потолком, похоже, уже давно забыли. Пожелтевшие номера старых журналов — «Блэквудс Мэгэзин», «Спектейтора», американского и лондонского «Меркьюри» — были навалены пухлыми беспорядочными кучами у окна, их мягкие обложки умирали под лучами солнца. Выпавшие листы забытых романов навеки пристали к пятну на полу или, свернувшись, лежали по углам. Дреглер заметил у своих ног страницу из «Второй лестницы», старого рассказа ужасов, и ощутил какое-то сардоническое сочувствие к безызвестной паре глаз, которая, предвкушая разгадку этой мистической истории, столкнется вместо финала с неожиданным тупиком. Потом его заинтересовало, сколько тысяч из этих томов уже никогда не откроют. Естественно, в их число входила и принесенная им книга по электродинамике. Он прижал ее к себе, испытывая мимолетное и совершенно абсурдное чувство защищенности. Дреглер винил Глира за этот неожиданно проникновенный ход в том, что Люциан уже считал фарсом, поставленным на широкую ногу, но спланированным довольно грубо.

Из-за низкого прилавка, находящегося в дальнем конце магазина, за ним наблюдал маленький, обрюзглый человек с очками в проволочной оправе. Когда Дреглер подошел к стойке и положил на нее книгу, продавец, Бенджамин Бразерс, предупредительно вскочил на ноги.

— Вам помочь? — спросил он. Его громкий голос чем-то напоминал одновременно подчеркнуто формальное, но такое привычное обращение старого слуги.

Философ кивнул, припомнив, как заходил сюда в прошлом году. Он положил книгу на прилавок, просто чтобы привлечь к ней внимание, и прокомментировал:

— Скорее всего, эта книга не стоит даже тех усилий, которые мне понадобились, чтобы принести ее сюда.

Мужчина вежливо улыбнулся.

— Вы правы, сэр. Старые тексты вроде этого уже никому не нужны. Сейчас там, внизу, — добавил он, махнув рукой в сторону маленькой двери, — у меня буквально тысячи таких книг. Ну и множество всяких других вещей, знаете ли. «Букселлерс Трэйд» называет мой магазин «Сокровищницей Бенни». Но, кажется, вы пришли сюда не покупать, а продавать.

— Ну, раз уж я здесь…

— Будьте как дома, доктор Дреглер, — мягко сказал Бразерс, когда Люциан направился к лестнице в подвал.

Услышав свое имя, философ остановился и, кивнув продавцу, направился вниз по ступеням.

Теперь он вспомнил об этом подвальном хранилище и о трех длинных пролетах, которые нужно было преодолеть, чтобы добраться до дна. Книжный магазин на улице был не более чем грязным маленьким чуланом по сравнению с огромным беспорядком внизу: пещерой хаоса, кучами и холмами, с разбухшими рядами полок, забитых фолиантами по какой-то с первого взгляда совершенно непонятной схеме. Это была вселенная, полностью построенная из кирпичей книг с мягкими, разлохмаченными краями. Но если Медуза — это книга, как же найти ее в таком бедламе? А если нет, то какую другую форму может принять явление, которому он все эти годы не хотел давать точного определения, чьим самым приблизительным символом до сих пор оставалась отвратительная женщина со змеями вместо волос?

Некоторое время Дреглер просто бродил среди изогнутых проходов и темных ниш подвала. Время от времени он брал с полки книгу, показавшуюся ему интересной, выдергивая ее из неразличимой массы потрепанных корешков, спасая, прежде чем годы не смешают слова с другими томами бесконечной «Сокровищницы Бенни», слив их в невнятицу бессмысленных, невидимых страниц. Открыв книгу, Люциан прислонялся плечом в поношенном пиджаке к грязным полкам. Проведя совсем немного времени в уединенном запустении подвала, он поймал себя на том, что широко зевает и неосознанно почесывается, как будто попал в какое-то уединенное убежище.

Но стоило ему осознать это ощущение безопасности, просочившееся в разум, как оно тут же исчезло. Чувство спокойного одиночества сменилось неуверенностью, инстинкты затрепетали. Ведь разве сам Люциан не писал, что «личное благополучие всего лишь раскапывает в твоей душе бездну, ждущую того, чтобы ее заполнила лавина ужаса, пустое лекало, чьи уникальные размеры однажды определят форму твоего собственного страха»?

В этой ли мысли заключалась причина или нет, но Дреглер почувствовал, что он больше не один, а возможно, никогда и не был один в этой хаотической сокровищнице, но продолжал вести себя так, словно находится здесь в полном одиночестве, прекратив только зевать и чесаться. Давным-давно Люциан понял, что легкий приступ паники скрашивает скучные моменты жизни, прибавляет им остроты, поэтому не стал разубеждать себя и отказываться от этого, возможно иллюзорного, ощущения чьего-то присутствия. Но, так или иначе, как оно часто бывает с состояниями души, зависящими от игры тонких и необъяснимых сил, настроение Дреглера или интуиция всегда претерпевали самые неожиданные метаморфозы.