Фредерик Браун - Нулевой потенциал

— Этот ваш шимпанзе… как вы его там назвали… шимпонавт — самая большая сенсация со времен Джеки Глисона.

— Большая и жирная, а?

Неостроумно, но это мой обычный ход. Когда они смеются над твоими глупыми шутками, можно просить о прибавке жалованья. Когда они смеются над шутками умными, такой уверенности нет, впрочем, я думаю, эти ребята ничего не делают с бухты-барахты… Сейчас они смеялись, и я понял, что мои акции и в самом деле котируются высоко.

— Пейте, Билли, дружище, — сказал Райкер.

Я выпил. В поездках я пью виски попроще, но в районе Мэдисон-авеню тебя не будут считать за человека, если ты не пьешь марочных напитков. Да еще с указанием всяких дат на горлышке. К чему эти даты, приятель, они годятся только для надгробных плит.

— Ребята, — сказал я, — чем могу служить?

Номер не прошел. Они вызвали меня в Нью-Йорк будто бы просто для того, чтобы узнать, как мне понравилась Флорида. Но эту волынку долго тянуть нельзя, и наконец Райкер кивнул Маклемору. Маклемор кивнул Хэртсу, а Хэртс уже обратился ко мне:

— Билли, вы когда-нибудь мечтали уйти с репортерской работы?

— Нет.

Держи карман шире!

— Вы когда-нибудь мечтали стать продюсером?

— Нет.

— Продюсером телевизионной постановки? — Маклемор продолжал гнуть свою линию. — Распределять роли между хорошенькими девочками, командовать актерами, давать указания писателям?

— Нет. Я старый репортер и, наверно, умру им.

— Вы будете главным продюсером. У вас будет режиссер и заместитель продюсера.

— Послушайте, Райк, когда я просыпаюсь в одной и той же постели или даже в одном и том же городе три утра подряд, я чувствую себя не в своей тарелке. Я работал репортером в газетах, на радио и телевидении еще тогда, когда интервьюировать Долии Мэдисона [12] Американский комик. было модным делом.

— Когда-нибудь всем нам приходится остепениться, — сказал Райкер, который остепенился лет в одиннадцать, получив от отца наследство в три миллиона долларов. — Вы внесли ценный вклад в работу нашей компании, Билл. Пора пожинать плоды.

Пинка еще не было, но от разговора уже попахивало пинком. И все же тут тебе и бутылка, и старший лифтер, и крошка мисс Глубокий Вырез из приемной.

— Райк, куда вы клоните? — спросил я. — Давайте перестанем ходить вокруг да около. Вы меня знаете: у компании нет вернее человека. Что хочет от меня компания?

— Вот это разговор, Билл, — сказал Райкер. — Вы же нас не бросите на произвол судьбы и нью-йоркского муниципалитета? Все дело в этой обезьяне, Билл, в шимпанзе. В Пане Сатирусе. В шимпонавте.

— А что такое?

Теперь мы все забыли и про бутылку, и про то, какие мы друзья и как мы все любим нашу компанию, наши обязанности и Соединенные Штаты. Теперь мы работали.

— Часовая передача, — сказал Райкер. — Платит один из наших лучших рекламодателей — «Северно-южная страховая компания». С затратами просили не считаться. Но поставили условие — в главной роли должен быть шимпанзе. Точка. Абзац.

— В таком случае купите шимпанзе.

Все они посмотрели на меня так, будто я наплевал на их фамильные библии. И это было неплохо — надо же поддерживать свою репутацию профессионального хулигана.

— Дает жизни Билли, — сказал Хэртс.

— Все шумит, — добавил Маклемор. Но директор Райкер заправлял всем.

— Личностями не торгуют, — сказал он. — А шимпанзе — самая выдающаяся личность за последние месяцы. После Джона Гленна или Кэролайн Кеннеди.

— Можно сказать, на экранах телевизоров вы оба имели успех, — сказал Хэртс. — Вы говорили так, будто знаете друг друга с пеленок.

— Ему-то всего семь с половиной лет, — сказал я.

— Он прирожденный телевизионный актер, — сказал Маклемор.

— Это то, что надо нашему заказчику, — закончил круг Райкер.

Теперь были поставлены все точки над а в нашем деле так: понял — слушай.

— Провалиться мне в тартарары, как сказал поэт. Но ведь: а) он принадлежит правительству, б) он чертовски вспыльчив, в) вокруг него столько агентов безопасности, словно он русский посол. Эта обезьяна что-то знает, и правительство не может допустить, чтобы она это разболтала.

Райкер кивнул Маклемору, Маклемор кивнул Хэртсу, а Хэртс сказал:

— Только вы, Билл, можете это утрясти.

— Для меня найдется местечко и в Эн-би-си, и в Си-би-эс, — сказал я, — да и Эй-би-си знает меня не первый год.

— Не говорите так, — сказал Райкер. — У компании нет вернее человека.

Тогда я снял трубку с телефона, стоявшего на его столе, и сказал:

— Дайте юридический отдел, кого-нибудь, кто там у них сейчас главный.

— Минуточку, мистер Данхэм, — ответила девушка. Все они в радиокорпорации знают мой голос… пока не последовало пинка. — Вам нужен мистер Россини.

— Ну, передайте ему смычок, детка.

Мистера Россини я не знал. Но его музыкальный голос очень соответствовал его фамилии.

Он осведомился, чем он может быть полезен уважаемому мистеру Данхэму.

— Каково правовое определение человека? — спросил я.

Долгая пауза. И ответ:

— Такого определения не существует.

— Как вы поступаете, когда оно вам требуется?

— Я не знаю такого случая, — осторожно сказал мистер Россини. — Пока не требовалось никому. Я хочу сказать, что со времен Великой хартии у суда было время заниматься почти всем… Наверно, по этому поводу надо обратиться в суд, чтобы он вынес мотивированное решение?

— А какое определение дает толковый словарь? Мистер Россини сказал, что посмотрит. Я сказал, что не буду вешать трубку. Хэртс сказал, что он знал — дружище Билли все устроит. Райкер ничего не сказал. Наконец послышался голос Россини:

— Тут что-то неясно. Получается: человек, который человек, это человек. Человеческий, человечий — свойственный, присущий или принадлежащий человеку.

— Стоп, Россини. Достаточно. Теперь надевайте шляпу и отправляйтесь к судье Мэнтону. Я ему позвоню. Нам нужно предписание суда об освобождении некоего Пана Сатируса, незаконно задерживаемого правительством Соединенных Штатов.

— О, — сказал Россини, — я слышал, что мы им интересуемся.

— Я сейчас в кабинете Райкера. Двигай, дружище.

— Мистер Данхэм, нельзя учинять иск правительству Соединенных Штатов без согласия шимпанзе.

— Вы с Мэнтоном все уладите. Я позвоню ему.

Я позвонил в суд, но Мэнтона не застал. Позвонил ему домой.

— Судья, однажды вы мне сказали: я к вашим услугам в любое время. Это время пришло. Я сейчас направил к вам в суд юриста по фамилии Россини. Мне нужно предписание, в котором значилось бы, что шимпонавт Пан Сатирус — человек.

— Погодите, мистер Данхэм…

— Вы говорили, судья: в любое время…

— Я помню, но…

— Судья, имейте в виду, после этого вы мне еще дважды скажете «в любое время». Я вас сделаю самым известным юристом в стране.