Фредерик Браун - Нулевой потенциал

Первым выступил вперед директор.

— От имени общества и персонала зоопарка, — сказал он, — позвольте мне приветствовать вас, Пан Сатирус, как нашего самого знаменитого бывшего питомца. Я уполномочен сообщить вам, что отныне вы являетесь пожизненным членом Нью-Йоркского зоологического общества.

— Спасибо, — сказал Пан. Стоявший рядом доктор Бедоян довольно хмыкнул: его пациент решил вести себя хорошо.

Директор сделал шаг назад, и на его место встал куратор приматов.

— Позвольте и мне приветствовать вас. Я помню хорошо и вас, и вашу матушку Мэри. Я был здесь, когда вы родились. На моем попечении никогда не было более умных животных.

— И все же вы нас продали. Доктор Бедоян вздохнул.

Но это были не политики, не деятели телевидения, не генералы и не агенты ФБР. Это были служащие зоопарка.

— Вы слишком умны, чтобы держать вас в клетке, — сказал куратор, — и выставлять на всеобщее обозрение, когда родина нуждается в способных приматах.

— Ваша родина, доктор. Не моя, — сказал Пан.

— У вас нет другой, Пан, — парировал куратор. — Или мне следует называть вас мистером Сатирусом? У вас нет другой родины, мой друг и бывший питомец.

— Африка — родина Пана Сатируса.

— Никто не может сказать с уверенностью, где первоначально была родина гомо сапиенс, — сказал куратор, — но я уверен, что всем нам не очень-то пришлось бы по вкусу, если бы мы были принуждены вернуться туда и жить там.

— Браво! — сказал доктор Бедоян. Пан обернулся к нему и осклабился.

— Что, попало мне?

— Вы можете себе представить, — продолжал куратор, — как я… как все мы взволнованы. Впервые у нас появилась возможность поговорить с одним из наших питомцев. Вы можете научить нас, как лучше заботиться о приматах.

— Отпустите их на свободу, — сказал Пан.

— Вы и сами понимаете, что мы этого не сделаем. А раз так, вы можете оказать большую услугу своему народу, дав нам некоторые указания.

— Не называйте нас народом, — возразил Пан. — Мы обезьяны.

— Очень интересно, — сказал куратор. — Хотелось бы знать, насколько изменения, происшедшие в вас, помогли вам избежать перемен, которые происходят со всеми шимпанзе в вашем возрасте. Очевидно, вы их не избежали. Вы становитесь воинственным.

— Нетерпимым к содержанию в неволе, — поправил Пан.

— Пусть будет по-вашему, — согласился куратор. — Я собирался предложить вам место главного служителя приматов.

— А почему не свой пост? Куратор вздохнул.

— У вас нет ученых степеней, мой друг. Однако наша беседа слишком затянулась, мы заставляем себя ждать. Я хочу познакомить вас с работниками общества. Многих из них вы, вероятно, вспомните.

— Сначала познакомьтесь с моими друзьями — Гориллой Бейтсом и Счастливчиком Бронстейном, — сказал Пан. — И доктором Бедояном.

Куратор пожал руки морякам, улыбнулся врачу и обнял его.

— Ну а потом, Пан, — сказал он, — вы проведете с нами совещание?

— О, да. Но прежде окажите мне услугу. Я хотел бы побыть немного в обезьяннике один. Чтобы подумать о своей матери.

— Что вы замышляете? — спросил куратор.

— Счастливчик и Горилла могут остаться со мной, — сказал Пан. — И постоянные обитатели, разумеется.

Куратор посмотрел сначала на обоих моряков, потом на Пана.

— Пан, здесь пахнет какой-то хитростью. Но предупреждаю вас, это все… прошу прощенья за вульгарность… мартышкин труд.

— Я собираюсь поступить к вам на работу, — сказал Пан. — Это солиднее, чем быть телевизионным актером.

— Если с вами произойдет то же, что со всеми самцами шимпанзе, вступающими в пору зрелости, эту должность мы вам предоставить не сможем. Но если мы исполним ваше желание, совещание состоится?

— Я уважаю вашу прямоту, — сказал Пан. — В сущности, для человека вы всегда были неплохим малым. Бывало, приносили мне яблоки и игрушки, когда я был маленьким. Ну, тащите сюда ваших чванливых болванов.

Куратор вздохнул и взглянул на доктора Бедояна; тот пожал плечами.

Церемония началась.

Когда она окончилась, все оставили Пана, Гориллу и Счастливчика в обезьяннике и ушли. Куратор вышел последним; у него был очень невеселый вид, когда он, закрывая за собой дверь, оглянулся на Пана.

Пан остановился у клетки, в которой он появился на свет, и стал рассматривать новую бронзовую дощечку:

«ЗДЕСЬ РОДИЛСЯ ПАН САТИРУС, ПЕРВЫЙ ШИМПАНЗЕ, ОВЛАДЕВШИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РЕЧЬЮ, И ТРИНАДЦАТЫЙ ИЗ СВОЕГО ВИДА, СЛЕТАВШИЙ В КОСМОС»

— Пан Сатирус, — сказал он и взглянул на другую табличку с надписью:

«ШИМПАНЗЕ, ПАН САТИРУС,

ОБИТАЕТ В ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ АФРИКЕ»

Тут же висело условное обозначение самки шимпанзе. Пан взглянул на клетку. Самке было четыре года, она уже достигла брачного возраста. И была явно настроена похотливо.

— Ты был в море долго, очень долго, — мягко сказал Горилла.

— О, господи, — вырвалось у Пана. Он не привык сквернословить.

Обезьяна что-то бормотала, колотя костяшками пальцев о пол клетки.

— Ты разбираешь, что она там сигналит? — спросил Горилла.

— Это не требует разъяснений, — ответил Пан.

— Тоже верно. — Горилла хихикнул. — Как на Сэнд-стрит, когда флот возвращается из плаванья… Сэнд-стрит в этом городе, а?

— Да, — сказал Счастливчик. — Это в Нью-Йорке, в Бруклине. Я там родился. Только там никакой бронзовой доски не повесили. — Он посмотрел на самку шимпанзе, а потом на своего друга Пана. — У меня под форменкой есть отвертка. И нет такого замка, которого бы я ею не открыл. Только так можно добывать выпивку на корабле, — добавил он. — Аптечный спирт. И тот, что для компасов.

— Наверно, я мог бы сорвать замок, — сказал Пан. — Изнутри его не достать, а снаружи — пожалуйста. Наверно, я первый шимпанзе, оказавшийся в обезьяннике в роли посетителя. Если только я шимпанзе.

— Когда я научился вязать морской узел, — сказал Горилла, — мне не терпелось поскорее поехать в гости в ту развалину, где я родился… Но оказалось, что с ребятами с нашего двора мне уже толковать было не о чем. Я стал моряком, а они так и остались фрайерами, что околачиваются на углу.

— Дело не в том, что поговорить не с кем, — сказал Пан. — Я еще очень молод. Хутон и Йеркс утверждают, что в естественных условиях шимпанзе живут до пятидесяти лет. У меня еще все впереди.

— Послушай, Пан, — сказал Счастливчик, — если тебе не понравились флоридские девочки, не думай, что лучше их нет. Они не уцененные — от двух с половиной долларов до двух. Есть девочки и получше.

— Лучше той телевизионной актрисы?

— Я имею при себе, как говорят легавые, не только отвертку, — сказал Счастливчик. Он полез за пазуху и достал две бутылки джина и бутылку водки. — Это для резусов, но тебе сейчас это нужнее.