Пер Валё - Безжалостное небо

— Кто?

— Все. Солдаты, полицейские, люди, стоявшие на улице. Они открыли стрельбу и вопили как дикие звери. Сначала трудно было что-нибудь понять. Мне показалось, что стреляют в воздух, чтобы разогнать демонстрантов. Но вскоре я увидел, что стреляют не в воздух, а в нас, что нас расстреливают! Правительство заманило нас в гигантскую мышеловку. Вокруг падали и умирали люди. Дети гибли под ногами бегущих. Те, кто пытался вырваться из окружения, скользили в лужах крови и попадали под копыта лошадей. Это была бойня, страшная, чудовищная бойня!

Мы старались держаться вместе. Каким-то чудом нам удалось найти брешь в рядах полиции и мы проскользнули в переулок. Сзади раздавались стрельба и крики о помощи. Я оглянулся и увидел, что над крышами домов летит вертолет. Сидящие в нем люди обстреливали демонстрантов из пулемета. Мы прятались под виадуком, пока не стемнело, а затем прокрались к себе в убежище. Беспрерывно ревели сирены полицейских и санитарных машин, проносящихся по улицам. Мы остались в убежище. Это была единственная возможность уцелеть.

Вот что случилось 2 ноября — величайшая в мировой истории резня. Вы хотели об этом знать, я вам ответил.

— Расскажите, что последовало за этим.

— Мы остались в убежище. Сколько там пробыли — не помню. Затем жене товарища стало совсем плохо. У нее начался бред, она кричала, что все окутано красным туманом, задыхалась и все время пыталась сбросить с себя одежду. Когда стало ясно, что ей становится все хуже, мы решили отвезти ее в больницу. Бросили жребий, кому ехать с ней. Выпало мне. Муж помог вынести ее на улицу, я оттащил ее к ближайшему телефону и оттуда вызвал “Скорую помощь”. Прошло немало времени, прежде чем прибыла санитарная машина. Врач не прикоснулся к больной. Он только сказал, что у нее заразная болезнь и она скоро умрет. Велел мне положить ее в машину и ехать вместе с ней в больницу, так как я, несомненно, тоже заразился и меня необходимо поместить в изолятор.

Он говорил все тем же безжизненным голосом и все так же не отрывал рук от лица.

— Врач не солгал. Она умерла в машине. В больнице врача заставили отправить тело прямо в Центральное налоговое управление. Меня сняли с машины и положили на носилки, стоявшие в коридоре. Потом мне сделали укол, и я заснул. Проснувшись, я обнаружил, что все еще лежу на носилках, и двое санитаров — один очень высокий, другой маленький — несут меня по длиннющему белому коридору. Высокий шагал размашисто, маленький семенил за ним. Мне же показалось, будто они бегут. На ходу они все время переговаривались между собой. Я краем уха уловил несколько медицинских терминов, но для меня это был пустой звук. Когда же я увидел глаза санитаров, мне стало ясно, что это безумцы.

— Не торопитесь, — сказал Йенсен.

— Кажется, мне сделали еще укол. Очнувшись, я увидел, что лежу, завернутый в одеяло, на полу в огромной больничной палате. Ног у меня не было. Всюду валялись такие же калеки. Многие были мертвы. Живые кричали и стонали. В палате невыносимо пахло. Сквозь забытье я услышал, как кто-то сказал: “Этого я знаю”. Надо мной склонился какой-то рыжеволосый мужчина. Я узнал его. Это был полицейский врач. Больше я ничего не помню. Окончательно я проснулся здесь, в этой комнате и тогда увидел вас.

Голос его прервался, и он замолчал.

Йенсен повернул голову и увидел рыжеволосого врача, который, прислонясь к двери, стоял на пороге.

— Это правда?

Врач предостерегающе поднял палец, достал шприц и прозрачную ампулу и подошел к дивану. Йенсен молча смотрел, как он впрыснул жидкость из ампулы. Мышцы больного расслабились, и он заснул.

Полицейский врач поправил одеяла и повернулся к Йенсену.

— О чем вы говорили?

— Это правда?

— Как вам сказать, — ответил врач. — И да и нет.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что все, что произошло с этим беднягой, было на самом деле, но он несколько вольно истолковывает факты.

Комиссар Йенсен сидел за письменным столом в своем кабинете. Он только что выключил магнитофон. Врач стоял у окна и смотрел на улицу.

— Я еще раз спрашиваю вас, правда ли то, о чем он рассказал?

— Правда, но весьма своеобразная.

— Расхождения большие?

— Значительные. О некоторых вещах вы и сами можете судить.

— Да, вы правы.

— Вы ведь понимаете, например, что произошло с той женщиной.

— Да. Она стала жертвой эпидемии.

— Точнее, болезни. А так как он не знал, что ее поведение было результатом заболевания, он, естественно, находил его необъяснимым.

— Согласен с вами.

— Следовательно, наибольший интерес вызывает не ее поведение само по себе и не то, что она умерла точно так же, как и женщина в камере предварительного заключения. Самое важное, почему ее поразила болезнь.

— А вы можете ответить на этот вопрос? — спросил Йенсен.

— К сожалению, пока еще нет. Вам удалось выяснить, что означает выражение “Стальной прыжок”?

— Нет.

— Это тоже один из вопросов, который требует ответа. Врач повернулся к Йенсену. — Я могу внести также поправку и в то, что произошло на самом деле 2 ноября. Я достаточно четко представляю себе, что случилось.

— По-вашему, рассказ очевидца неверен?

— Нет, он совершенно точно рассказал о том, что слышал и видел собственными глазами. Он только выводы делал неправильные.

— Вы так полагаете?

— Да. По его мнению, это была хорошо продуманная резня, ловушка, из которой ему вместе с друзьями удалось вырваться по счастливой случайности.

— Разве не так?

— С его точки зрения, именно так. Но это субъективная точка зрения. На самом деле тысячи демонстрантов сумели сохранить самообладание и способность действовать и спаслись. И большинство людей вовсе не пряталось в убежища, трясясь от страха и ожидая, когда полицейские патрули выследят их. Они, не медля ни минуты, покинули город, чтобы организовать сопротивление.

— Куда же они отправились?

— В лес.

— Как и вы?

— Да, как и я. К тому же нападение на демонстрацию отнюдь не было таким продуманным и хорошо организованным, как ему казалось. Насколько нам удалось восстановить последовательность событий, полиция, солдаты и гражданское население действовали стихийно. В пылу охоты полицейские и солдаты стреляли друг в друга и в кого попало. Обстрел толпы из пулеметов, установленных на вертолетах, был, к примеру, совершенно бессмысленным — к тому времени демонстрация уже успела рассеяться и многие участники находились далеко от места происшествия. Я не отрицаю: в суматохе погибло много людей, но не так много, как ему показалось. И среди демонстрантов, и среди тех, кто на них напал, и среди тех, кто оказался невольно вовлеченным в конфликт, было немало жертв. Поймите, я не отрицаю, что расправа с демонстрантами не была заранее подготовлена. Напротив, я убежден, что нападение было продумано.