Мира Грант - Корм

Прошедшие две недели я спала по четыре часа в сутки. Сон — слишком большая роскошь, когда приходится организовывать собственное будущее. А мы вдобавок организовывали его на весьма шаткой основе — неизвестно ведь, чем все закончится. Будем надеяться, сумеем откопать достаточно грязного белья во время выборов и останемся на плаву. В противном случае наша карьера после такого захватывающего старта завершится быстро и печально.

— Но вы, по-моему, неплохо справились. — В реальной жизни Райман говорил с гораздо более явственным висконсинским акцентом: либо не знал, что мы снимаем, либо решил не притворяться понапрасну, ведь с нами ему предстояло провести ох как много времени. — Пойдемте, Эмили приготовила замечательный обед, очень хочет с вами познакомиться.

— А жена сопровождает вас во время кампании? — спросила я.

Мы направились за сенатором к ближайшему дому. Вопрос я задала не случайно: мы и так знали, что Эмили Райман собирается этот год провести на семейном ранчо в Пэрише в штате Висконсин — будет присматривать за детьми, пока муж вращается в разных влиятельных кругах. Просто хотела записать его ответ на диктофон — важные аудиозаписи лучше делать самому.

— Эмили? Я бы ее и тягачом не смог с собой утащить. — Сенатор открыл дверь. — Вытирайте, пожалуйста, ноги. Думаю, бессмысленно заставлять вас еще раз сдавать анализ крови. Черт побери, если уж вы добрались сюда и при этом заражены — то нам в любом случае конец. Пусть хоть атмосфера останется дружеской. Эмили! Наши блогеры приехали!

— Он мне нравится, — сказал Шон одними губами.

Я кивнула. Мы провели с сенатором всего каких-то пару-тройку минут, и он наверняка умеет профессионально пускать пыль в глаза, но мне Райман тоже понравился. Все его поведение словно говорило: «Я понимаю, как нелеп этот политический балаган. А они, интересно знать, догадались, что я просто подыгрываю?» Такая позиция вызывала уважение.

Возможно, он держит нас за дураков и притворяется, но тогда мы рано или поздно вычислим его и разнесем в пух и прах. Забавно бы получилось, и уж точно полезно для рейтингов.

Местный дизайнер явно был неравнодушен к американскому юго-западу: сплошные яркие цвета, геометрические узоры, кактусы в горшках и коврики с индейскими рисунками. Этот стиль здорово изменился за последние двадцать лет: до Пробуждения вы бы обязательно встретили в таком доме чучело койота или рогатый бычий череп. Неприятное зрелище — я видела такие интерьеры на фотографиях. В наши дни люди не очень-то благоволят животным весом более сорока фунтов. Так что быки и койоты вышли из моды (если, конечно, вы не заядлый нигилист или подросток, играющий в Повелителя Тьмы), остались только рисованные пустынные пейзажи. Половину стены занимало огромное окно. После Пробуждения такие перестали делать — слишком трудно обороняться.

В коридоре на полу лежала плитка: точно такая же, как и в просторной столовой, отделенной от кухни высокой стойкой. Около большого разделочного стола стоял сенатор в обнимку с женщиной в голубых джинсах и клетчатой фланелевой рубашке. Каштановые волосы она стянула в девчоночий хвост. Райман мурлыкал что-то на жене на ушко и, казалось, помолодел на добрых десять лет.

Мы с Шоном переглянулись: может, лучше пока отойти и дать им побыть вдвоем? Инстинкт журналиста приказывал мне снимать, и камеры я не выключала. Но порядочность требовала оставить этих людей в покое: они заслуживали возможности побыть наедине и расслабиться перед предстоящим испытанием — долгой и трудной предвыборной кампанией. Ситуацию спасла Баффи — она прошла прямо на кухню, принюхалась и радостно спросила:

— А что на обед? Умираю от голода. Пахнет креветками и корифеной. Угадала? Вам чем-нибудь помочь?

Райманы обменялись веселыми взглядами, а потом сенатор отпустил жену и с улыбкой ответил:

— Думаю, уже почти все готово. К тому же Эмили ни за что не станет делить кухню с другой женщиной. Даже если кухня чужая.

— Ну-ка тихо. — Эмили легонько стукнула мужа деревянной ложкой и засмеялась, когда тот театрально поморщился.

Смех у нее был живой и радостный, миссис Райман вообще превосходно вписывалась в эту простую и элегантную обстановку.

— Дайте-ка угадаю, кто из вас кто. Два Джорджа и один Шон, верно? — Она нарочито серьезно надула губки, совершенно не походя на жену сенатора. — Две девочки и мальчик, а имена все мужские. Я рискую запутаться.

— Мэм, мы себе не сами имена выбирали. — Я старалась сдержать улыбку.

Мы с Шоном даже не знаем, как нас окрестили при рождении: двое безымянных деток из приюта, осиротевших во время Пробуждения. А потом нас усыновили Мейсоны.

— Ну, кое-кто выбирал. Один из Джорджей зовется Баффи, а если я правильно помню сериал — Баффи блондинка. — Эмили протянула руку нашей сочинительнице. — Джорджетта Месонье, угадала?

— В точку. — Девушка ответила на рукопожатие. — Можете звать меня Баффи. Меня все так зовут.

— Приятно познакомиться. — Жена сенатора повернулась ко мне и брату. — Значит, вы Мейсоны. Шон и Джорджия, правильно?

— Точно. — Шон торжественно отсалютовал хозяйке; у него получается это делать шутливо и в то же время искренне; не знаю, как он умудряется.

— Можете называть меня Джордж или Джорджия, миссис Райман. Как вам больше нравится.

— А ты меня зови Эмили. — Она пожала мне руку (ладонь у нее была прохладная) и сочувственно посмотрела на черные очки. — Свет не слишком яркий? Лампочки здесь не очень мощные, но можно еще немного затемнить окно.

— Спасибо, не надо.

Я вгляделась в ее лицо и от удивления приподняла брови. Сначала решила, что глаза у Эмили темные, а теперь разглядела — это на самом деле расширенный зрачок, окаймленный тонюсенькой полоской светло-коричневой радужки.

— Вы хорошо понимаете мою проблему, да?

— Мои глаза уже не такие чувствительные, как раньше, — сухо улыбнулась миссис Райман. — Я была одной из первых пациенток с подобным диагнозом, и, пока врачи разбирались, произошло повреждение нервных тканей. Скажи, если свет будет мешать.

— Конечно.

— Чудесно. Чувствуйте себя как дома. Обед через несколько минут. Рыбные тако, сальса из манго и безалкогольные коктейли «мимоза». — Она игриво пригрозила пальчиком мужу. — И не вздумайте жаловаться, мистер. Мы не будем спаивать этих милых журналистов в самом начале кампании.

— Мэм, не волнуйтесь, — вмешался Шон. — Мы умеем пить.

— Некоторые — да, а некоторые — нет, — саркастически добавила я.

Баффи весит всего каких-нибудь девяносто пять фунтов, и то если ее искупать в одежде. Один раз мы втроем пошли выпить, и она в конце вечера залезла на стол и принялась читать наизусть диалоги из «Ночи живых мертвецов», а мы с Шоном тщетно пытались стащить ее вниз.