Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач

Мойра с Дуайтом помогли доктору и его жене благополучно добраться до ограды сада и вернулись домой.

— Приятная встреча, — сказал Дуайт. — Они, действительно, милые люди.

После жаркой духоты, царившей в доме, воздух в саду отрезвлял холодом. Ночь была очень спокойной. Между деревьями в бледном свете звезд виднелась береговая линия залива Порт-Филлип, бегущая от Фалмута к Нельсону.

— В доме сейчас хуже, чем в печи, — заметила девушка. — Я еще посижу здесь. Нужно остыть.

— Я принесу вам пальто.

— Лучше принесите чего-нибудь выпить, Дуайт.

— Надеюсь, не алкоголь? Она покачала головой.

— Полтора дюйма коньяка и много льда, если он вообще остался.

Он пошел за коньяком, а когда вернулся с двумя стаканами, Мойра сидела в темноте на краю веранды. Он подал ей стакан — она молча приняла его — и сел рядом. После вечерней суматохи ночная тишина доставила ему облегчение.

— Просто здорово сидеть вот так.

— Пока не начнут кусать москиты, — добавила она. — Впрочем, может, и не начнут, потому что дует ветер. Я бы не заснула сейчас, даже после такой дозы алкоголя. Вертелась бы с боку на бок всю ночь.

— Вы поздно легли вчера?

Она кивнула.

— И позавчера тоже.

— Советую время от времени ложиться пораньше.

— И что с того? — спросила она. — Вообще, имеет ли что-нибудь теперь смысл? — Он даже не пытался ответить ей, и после долгой паузы она спросила: — Дуайт, почему Питера назначили на «Скорпион»?

— Он наш новый офицер связи, — ответил капитан.

— У вас был такой раньше?

— Никогда.

— Так зачем он вам понадобился теперь?

— Не знаю, — ответил он. — Может, мы совершим рейд по австралийским водам. Приказа еще не было, но так говорят. Похоже, в вашем флоте капитан обо всем узнает последним.

— А куда, говорят, вы плывете, Дуайт?

Он заколебался. Правила безопасности были делом прошлым, но ему пришлось сосредоточиться, чтобы понять это. Сейчас, когда во всем мире не осталось никаких противников, такую осторожность можно было объяснить только силой привычки.

— Говорят, что в Порт-Морсби, — сказал он. — Может, это слухи и ничего больше, но именно так я слышал.

— Но ведь с Порт-Морсби уже покончено?

— Вероятно. Уже давно оттуда нет никаких сообщений.

— Значит, там нельзя сойти на сушу?

— Однако кому-то придется выйти и посмотреть… когда-нибудь, — сказал он. — Мы не будем покидать корабль, пока уровень радиации не понизится. Если он окажется высоким, мы даже не будем всплывать. Но когда-нибудь кому-то придется выйти и посмотреть. — Он замолчал, и в саду под звездным небом стало тихо. — Есть много мест, которые нужно увидеть, — сказал он наконец. — Мы все еще принимаем радиосигналы откуда-то из района Сиэтла. Смысла в них нет, просто время от времени в эфир идет смесь точек и тире. Иногда проходят две недели, прежде чем мы слышим их снова. Может, кто-то там жив, просто не умеет обращаться с аппаратурой. Вообще, в северном полушарии есть много странного, что нужно изучить.

— Неужели кто-то мог выжить?

— Не думаю. Но это не исключено. Этот кто-то должен находиться в герметически закрытом помещении с профильтрованным воздухом, с запасами воды и пищи. На практике это, пожалуй, невозможно.

Она кивнула.

— А правда, что с Кэрнсом уже покончено?

— Думаю, что да… и с Кэрнсом, и с Дарвином. Может, именно туда мы и должны плыть, чтобы проверить. Может, именно потому Питер назначен на «Скорпион». Он знает эти воды.

— Кто-то говорил папе, что в Таунсвилле уже есть случаи лучевой болезни. Эти слухи подтверждаются?

— Не знаю… я ничего такого не слышал. Но можно поверить: Таунсвилл южнее Кэрнса.

— Это будет расширяться все дальше на юг, пока не дойдет до нас?

— Так говорят.

— Ни одна бомба не упала в южном полушарии, — разозлилась Мойра. — Почему же это должно прийти к нам? Неужели нельзя ничего сделать?

Он покачал головой.

— Нет, Это все ветры. Очень трудно скрыться от того, что несет ветер. Точнее, совсем невозможно, поэтому нужно просто смириться с этим.

— Не понимаю, — упрямо сказала она. — Когда-то говорили, что ни один ветер не дует через экватор, поэтому мы будем в безопасности. А теперь оказывается, что это не так…

— В любом случае, мы не были бы в безопасности, — спокойно сказал он. — Даже если бы ученые оказались правы относительно тяжелых частиц, сюда все равно добрались бы легкие… Они уже здесь. Фоновая радиоактивность здесь сегодня в восемь или десять раз выше, чем была до войны.

— Что-то это нам не вредит, — заметила она. — Только говорят об этой пыли. Она что, летает с ветром, что ли?

— Да, — ответил он. — Но ни один ветер не дует на южное полушарие прямо с северного. Будь это так, мы все были бы уже мертвы.

Уж лучше бы так, — с горечью заметила она. — Мы сейчас похожи на смертников, которые ждут, когда их поведут на казнь.

— Может, и так. А может, это временное помилование. После этих слов стало тихо.

— Почему это тянется так долго, Дуайт? — спросила, наконец, девушка. — Почему ветер не может прийти прямо оттуда, чтобы покончить со всем этим?

— В принципе это довольно легко понять, — сказал он. — На каждом из полушарий ветры дуют большими спиралями на пространстве в тысячи миль между полюсом и экватором. Есть одна система циркуляции ветров в северном полушарии и другая система — в южном. Но разделяет их не экватор, который рисуют на глобусах и картах. Их делит так называемый термический экватор, который перемещается на юг или на север в зависимости от времени года. В январе весь остров Борнео и Индонезия принадлежат к северной системе, а в июле, в результате передвижения линии раздела на север, все, что лежит тогда к югу от нее: Индия, Сиам и так далее, подчиняется южной системе. Итак, в январе северные ветры приносят радиоактивную пыль, скажем, на Малайю. Потом, в июле, когда Малайя окажется в южной системе, наши южные ветры захватят пыль и перенесут оттуда сюда. Именно потому это приближается к нам так медленно.

— И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Это слишком мощные силы, чтобы человечество могло с ними справиться. Нужно просто смириться.

— А я не смирюсь! — воскликнула Мойра. — Это же несправедливо. Никто с южного полушария никогда не бросал ни водородной, ни кобальтовой, ни вообще какой-либо бомбы. Мы не имели с этим ничего общего. Неужели мы должны погибнуть только потому, что каким-то государствам, удаленным на тысячи миль, захотелось войны? Дьявольская несправедливость!

— Да, несправедливость, и великая, — согласился он. — К сожалению, ничего не поделаешь.

Воцарилось молчание, потом Мойра со злостью в голосе объяснила:

— Это не значит, что я боюсь смерти, Дуайт. Все мы когда-нибудь умрем. Дело здесь в том, что пройдет мимо меня… — В свете звезд она повернулась к нему. — Я никогда не выеду из Австралии, а ведь я всю жизнь мечтала увидеть рю де Риволи. Такое романтическое название… Впрочем, улица наверняка похожа на все остальные, но я мечтала именно о ней и теперь знаю, что никогда ее не увижу. Больше нет и никогда не будет ни Парижа, ни Лондона, ни Нью-Йорка.