Питер Бигл - Женщина, которая вышла замуж за Человека-Луну

Финдрос упрямо повторил:

— Дракон был черный. Я был там. — Морра не ответила ему. Финдрос внимательно посмотрел в свою левую ладонь, сжатую в кулак. — Мне нравятся черепашьи яйца. Они умеют отскакивать.

Шмендрик вдруг остановился. Он неуверенно оглядывался по сторонам и не пытался больше маскировать загадочные, нервные движения своих длинных рук. Морра сказала:

— Ты заблудился.

Это был не вопрос.

Волшебник выглядел пристыженным. Помолчав, он сказал:

— Да. Я завел вас еще дальше от правильной дороги, чем вы были, и я ни малейшего понятия не имею, как отвести вас домой. Мне очень жаль.

Морра ждала, что ее младший брат во второй раз разразится паническими рыданиями – горизонт определенно становился прозрачней; приближался закат, – но Финдрос только сказал уверенно:

— Но ты же волшебник. Ты можешь сделать фокус.

И прижался к ноге Шмендрика.

Обращаясь как будто сам к себе, Шмендрик сказал:

— Я думал, во мне хотя бы на это найдется достаточно магии. Хотя бы... хотя бы на это. Но я ошибался.

Финдрос смотрел на него снизу вверх; он снова начал всхлипывать. Морра сказала:

— Может, если мы пойдем налево, вон туда, может быть...

Но ее голос сошел на нет, и ее хватило только на то, чтобы неуверенно указать на тропу чуть дальше впереди. Волшебник покачал головой.

— Есть еще один... фокус, который я могу попробовать, но мне понадобится ваша помощь. Я не смогу сделать этого без вас.

Он вытянул руки вперед, молча приглашая детей взяться за них. Удивительно, но именно Морра – спустя долгое мгновение – первой крепко сжала его левую руку, Финдрос же колебался до тех пор, пока сестра его не пнула. Мальчик сжал руку Шмендрика совсем слабо, едва-едва прижимая к его ладони пять кончиков своих пальцев. Но высокий человек улыбнулся ему и сказал:

— Очень хорошо, спасибо. Теперь закройте глаза, и повторяйте все – в точности все, – что я скажу. Мы попадем домой все вместе.

Он закрыл глаза и заговорил нараспев тихо и мелодично. Слова, которые он произносил, ничего не значили для детей, но их звучание, как это ни удивительно, успокаивало, хотя Морра понятия не имела, почему так происходит. Ее глаза были плотно закрыты, и она повторяла слова насколько могла внятно, стараясь произносить их размеренно, словно это была песня, полностью копируя волшебника. Когда я открою глаза, я буду дома. Я буду дома, с мамой.

Но когда их глаза все-таки раскрылись, они не увидели никаких перемен вообще. Сельский пейзаж вокруг них был так же неизменен, как и камни у них под ногами или бледно-золотистые облака над холмами вдалеке, или дубовые рощи, покрывающие склоны этих холмов. Шмендрик отпустил руки Морры и ее брата, и на лице его было такое отчаянье, что Морра даже пожалела бы его, если не была столь озабочена необходимостью предотвратить повторный приступ паники с рыданиями у Финдроса. Она сказала:

— Я думаю, нам надо вернуться назад. Там есть коровья тропа, по которой мы всегда ходим, наверное мы ее пропустили.

Волшебник промолчал, даже не взглянув на нее.

Они стали разворачиваться назад – Шмендрик не пытался руководить, но и не сопротивлялся – когда увидели телегу фермера, только что выехавшую с узкой тропы, которую чуть ранее заметила Морра, и направлявшуюся, раскачиваясь, в их сторону. Лошадь узнала детей раньше чем возница, и остановилась, не успел тот даже прикоснуться к вожжам. Телегой правил крупный человек с седыми волосами и красным дружелюбным лицом; дополняли портрет широкие плечи и веселый напористый живот. Он проворчал:

— Да я же вас знаю – вы Сейрино племя. Что вы делаете так далеко от дома, в обеденное-то время?

Морра быстро ответила:

— Мы возвращались с пикника и заблудились. — Она кивнула в сторону Шмендрика. — Это наш друг. Он пытался нам помочь.

Фермер смерил Шмендрика взглядом сверху донизу, повернул голову и сплюнул на обочину.

— Плоховато у него получается, надо сказать. Давайте, забирайтесь назад. — Он еще раз внимательно оглядел волшебника и кивнул. — Этот тоже.

Морре пришлось оторвать брата от увлекательного занятия кормления лошади пучками вырванной тут же на месте травы, и они вместе взобрались на телегу. Шмендрик колебался, – на лице у него было написано, что он предпочел бы пойти пешком, и совсем не обязательно в том же направлении. Но, помедлив несколько секунд, он коротко вздохнул, пожал плечами и тоже взобрался на телегу сзади, сложив свои длинные ноги пополам, словно кузнечик, экономя таким образом место. Возница коротко что-то рявкнул, и телега тронулась.

Следуя за Шмендриком, дети и правда забрели довольно далеко от правильной дороги, потому что к тому времени, когда лошадь самопроизвольно остановилась, и фермер показал жестом на уютную низину меж двумя холмами, где прятался маленький, симпатичный домик, отделенный от дороги лужайкой с полевыми цветами, уже вовсю царили сумерки. В дверном проеме стояла женщина и, прикрыв глаза ладонью, неуверенно махала им рукой.

Финдрос соскочил с телеги и бросился бежать, уже не услышав, как фермер проворчал, дернув подбородком в сторону Шмендрика:

— Дальше он, думаю, справится. Маме привет.

Женщина заторопилась им навстречу, подбирая на ходу юбки, а телега двинулась своей дорогой. Волшебник тихо произнес:

— Не много же от них пользы, когда ищешь дорогу домой, правда? От фокусов этих.

Морра стояла неподвижно, и смотрела в зеленые глаза волшебника, неожиданно оказавшиеся так высоко над ней. Она сказала:

— Но мы ведь добрались домой. Может быть, телега... может, это и была магия. Это ведь возможно.

Шмендрик уставился на нее, но ничего не ответил. Морра отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела на волшебника, встала на одну ногу, шаркнув другой по мягкой земле, и, наконец, спросила:

— Я знаю, что все эти штуки были у тебя в рукаве – я знаю это – но... но может быть, и у меня в волосах есть что-нибудь такое? Как у Финдроса.

Волшебник задумался на пару секунд, и легонько прикоснулся к ее голове.

— Хмм... ну что ж, яиц тут точно никаких нет... денег тоже, этого жальче... красивых раковин тоже нет... ну-ка, ну-ка – и что же это у нас здесь?

Морра вдруг поняла, что замерла, затаив дыхание. Нечто гладкое и прохладное пошевелилось у нее в волосах – только бы не змея, я закричу, если это змея – и волшебник крякнул от напряжения, словно ему пришлось тянуть якорь из глубин океана. Потом прохлада превратилась в каплю росы на щеке, а гладкость обернулась бархатно-мягким лепестком. Волшебник держал в руке цветок, один-единственный цветок, – бледно-алый, словно неотвратимо надвигающийся закат, и золотой, словно пчела. Больше у него в руке ничего не было.