Дэвид Вонг - В финале Джон умрет

Гости выбегали из трейлера — но Дженнифер среди них не было. Я повернулся и увидел чью–то спину — кто–то мчался в другую сторону. Тупица, там нет выхода.

Зато под ванной комнатой есть подвал.

Роберт взорвался; куски тела полетели во все стороны.

Появилось какое–то белое насекомое и закружило над останками Роберта — расплывчатая белая полоска, еле слышно жужжащая в тишине.

Затем к нему присоединилось еще одно. Потом еще два.

Звук усилился — нечто среднее между верещанием разгневанных белок и стрекотом саранчи.

Мне хотелось убраться подальше — из комнаты, из города, с этой планеты. Но у меня не было средств передвижения. Мы все тысячу раз переживали такое в кошмарных снах: ужас, который поглощает целиком, от которого не убежать.

Рой увеличивался, а с ним усиливался и звук. Я чувствовал его нутром, как музыку Джона на вчерашней вечеринке.

Затем рой, словно единое целое, полетел на Джастина.

Джастин завопил.

Дверь распахнулась…

…Я моргнул и увидел перед собой Моргана. Ноздри заполнила бензиновая вонь.

— Я захожу в дверь и вижу этого парня, Джастина. Он стоит на четвереньках и просто воет. Мне показалось, что его пырнули ножом в живот, но тут я присмотрелся и увидел, что все его тело — и лицо, и руки — чем–то покрыто.

Морган говорил, не вынимая сигареты изо рта, и на ней уже образовался полудюймовый столбик пепла. По стенам стекали ручейки бензина.

— Толстые волоски, похожие на ершики для чистки трубок или на кусочки лески, покрывали его глаза, уши, шею. Парень вопил — стоял на четвереньках и орал, словно младенец. А эти штуки вокруг него летают…

Столбик пепла увеличился. Я перевел взгляд на мокрый от бензина пол под ногами у детектива.

— …и я стою в дверях, словно приклеенный. В одном из углов какого–то парня размазало по стенам, как будто он наступил на мину, — и я знаю, что мне нужно… как–то помочь… но не хочу прикасаться к нему. Не хочу, чтобы то, что на нем, перешло на меня.

Морган снова умолк и взглянул на свои руки, словно желая убедиться в том, что на них действительно ничего нет.

Длинный столбик пепла упал на мокрый ковер.

И погас, мягко зашипев.

Морган продолжал:

— Тогда я сделал то, что не должен был делать: бросился к машине и вызвал «скорую». Она все равно уже ехала, так что мне следовало остаться в доме и — ну, не знаю, — найти баллончике инсектицидом или оттащить парня в душ и смыть с него тварей… Но я не мог. Этот малый орал так, что я не мог себя заставить. И дело не только в этом. Жуков, даже кусачих, я стерплю, если нужно. Но…

Коп сделал паузу, прокручивая в голове то, что собирается сказать.

— Я слышал их. Внутри себя. Понимаете?

Морган открыл шкаф и плеснул туда бензина.

— Стало быть, я иду в машину, выхожу на связь с диспетчером и весьма смутно описываю то, что тут происходит. В машине у меня есть баллончик со слезоточивым газом; я хватаю его, иду обратно, думая о том, что нужно вызвать парней в костюмах химзащиты, чтобы они… не знаю, все здесь опечатали и дезинфицировали. Но сначала я должен помочь этому мальчику, и поэтому я лечу в дом и… вижу, что с ним все нормально. Он стоит как ни в чем не бывало и приглаживает волосы. И никаких тварей. И этот парень, Джастин, говорит со мной, словно ничего не произошло, словно я только что вошел.

Я двинулся в сторону спальни, распахнул дверь и, не заглядывая внутрь, бросил в комнату наполовину полную канистру. Морган заметил это и улыбнулся.

— Ага, значит, ты видел картину. Жуткая штука, верно? Ни один человек не смог бы нарисовать такое. И я тебе вот что скажу: если постоять там подольше, она проникает тебе в мозг. Тот малый, что фотографировал место преступления, пробыл там с полчаса — так потом его пришлось выносить оттуда на руках. Он зашелся слезами, словно младенец.

Я промолчал.

— Значит, приезжает «скорая». Джастин говорит, что с ним все в порядке, но я все равно сажаю его туда и говорю парням, что, возможно, ему попала в кровь какая–то отрава. Ну, то есть я же знаю, что он… заражен. «Скорая» включила сирену, мигалки и помчалась к больнице Святого Иоанна, до которой всего десять минуть езды. Через сорок пять минут медики приезжают, в руках у них стаканы с газировкой, а парня и след простыл. У ребят спрашивают, что случилось, но те понятия не имеют, о чем речь. Ничего не помнят. С тех пор о нем ни слуху ни духу, а когда они вернулись в гараж, то обнаружили, что чертова машина «Скорой» пропала. До сих пор ее ищут. Теперь понимаешь, какое у меня выдалось дежурство?

Я вытер щеку платком, темно–красным и липким. Мои руки воняли бензином. Я постарался осмыслить все это, глядя на ковер и размышляя о том, что в подполе, возможно, летает еще один рой странных насекомых.

— А вы слышите что–нибудь прямо сейчас? Они где–то рядом? — спросил я.

— С тех пор как вернулся — ни звука.

— И вы все равно хотите спалить дом? Для верности?

— Точно.

— А меня вы отпускать не собираетесь.

Он помолчал.

— Помнишь те штуки, про которые я говорил? Я описывал их, как жуков или червяков — как что–то знакомое. Но когда они летали, одна из них промчалась мимо моего лица. И у нее не было ничего похожего на крылья — только спираль из крохотных щетинок, опоясывающая тело по всей длине. Эти штуки летали головой вперед, словно вкручиваясь в воздух. Те твари, которые сидели на парне, делали то же самое — поворачивались, ввинчивались в него. Понимаешь?

— Вы же не думаете, что они с другой планеты.

— Это сказал не я, а ты. Я слышал их… их стрекотание. Даже не то чтобы слышал… звук вроде как возникал в голове, словно зуд. Похоже не на жужжание пчел, а на гул толпы на концерте, потому что можно разобрать отдельные слова. Да, конечно, полный бред, но я слышал, как они общались друг с другом, координировали свои действия. Более того, я чувствовал их ненависть. Ясно? Пойми это, пойми, что я собираюсь сделать.

— Кажется, я понял.

Часть моего мозга лихорадочно пыталась разработать план спасения — отнять у копа пушку или хотя бы удрать, и в то же время я сознавал всю неизбежность происходящего. Что бы я ни делал, полицейский застрелит меня и бросит здесь.

— Значит, — сказал он, и в его глазах сверкнула паника, — ты понимаешь, в каком я состоянии, понимаешь, почему сегодня я пошел на преступление. Здесь творится какое–то зло, и, по–моему, только я знаю, что здесь происходит. Только я могу этому помешать.

Морган двинулся к двери, отрезая мне путь к отступлению, поставил на пол уже почти пустую канистру на пол и указал на нее.

— Подними и выброси за дверь, во двор.

Я помедлил, и детектив снова направил на меня револьвер. Я выполнил его просьбу. Морган вытащил зажигалку и зажег ее. В носу у меня щипало от паров бензина, а голова начала кружиться.