Дэвид Вонг - В финале Джон умрет

— В ту ночь или в предыдущие.

— Нет, — сказала Эми, глядя мне в глаза. Так делают неумелые лжецы, когда пытаются понять, удалось ли им тебя провести. Девочке не хватало практики.

— Ты уверена?

Поняв намек, Джон встал и пошел к двери.

— Сейчас вернусь.

Я повернулся к Дрейку:

— Ну, никаких преступлений здесь не совершено, верно? Он пренебрежительно взглянул на меня, давая понять,ч то полицейский здесь он и, черт побери, уйдет отсюда, когсам этого захочет, и ни минутой раньше.

— Со мной все нормально, честное слово. Я просто уста сказала Эми.

«Да, я уйду, но член у меня все равно гораздо длиннее, (Чем у тебя», — сказал мне Дрейк взглядом.

— Ну, мне пора, — сообщил полицейский, надевая ушан.

— Если что–то подобное повторится, сообщи об этом мне.

— Понятно?

С ударением на слово «мне».

— Да. Спасибо.

Дрейк ушел, впустив морозный ветер в прихожую и хлопнув дверью. Наступило особое неловкое молчание. Обычно оно возникает, когда остаешься один на один с человеком, для которого когда–то придумал смешное прозвище. Видите ли, морские огурцы извергают свои внутренности, чтобы отвлечь хищника. А когда Эми в третий раз облевала чью–то парту, мы… Гм, кажется, об этом я уже рассказывал. Не важно.

Девушка забарабанила пальцами по столу, одновременно изучая царапины на его поверхности. Мой взгляд прыгал по кухне: календарь на холодильнике (обезьяны в костюмах Викторианской эпохи) — обрубок руки Эми — спящая на полу собака, которую, похоже, не интересует ни собственное воскрешение, ни возвращение хозяина — пакет пластиковых стаканчиков — снова искалеченная рука Эми. Какого черта Джон там копается?

— Какое зрелище было самым жутким в твоей жизни? — спросила Эми, подавшись вперед.

— На днях я был в «Бочке сухарей», — ответил я, подумав, — и через два столика от меня сидели четыре старухи в больших красных шляпах и фиолетовых пальто. Я все смотрел на них, а они пили кофе, но ничего не ели. И вот я встаю из–за стола и собираюсь уходить…

— Ты ужинал один?

— Да. Ну вот, я встаю, расплачиваюсь и по дороге к выходу вижу другую группу женщин в красных шляпах. И в фиолетовых куртках.

— Странная история, — сказала Эми, немного поразмыслив. Она посмотрела на стол, а затем заговорщически прошептала: — Знаешь, что такое «самовозгорание»?

— Ага.

— Недавно моя подруга Дана пошла за продуктами, и в магазине ее глаз, типа, загорелся. Сам по себе. Один только глаз. Ну, она завопила, стала носиться туда–сюда. А потом приехала полиция, и Дану арестовали.

— Арестовали? За что?

— За незаконное владение огненным взглядом.

В комнате повисло огромное, тяжелое молчание. Эми снова посмотрела на стол. Она улыбалась, невероятно довольная собой.

— Знаешь, на Ближнем Востоке за такую историю женщину могут приговорить к публичной порке.

В этот момент на кухню ворвался Джон. В руках он держал пластиковую бутылку, в которой когда–то было средство для мытья посуды, а сейчас — густая, прозрачная жидкость, похожая на гель для волос. Впрочем, если бы вы попробовали использовать ее как гель для волос, то навсегда лишились бы шансов спутать с гелем для волос что–либо еще.

Я встал; Джон подошел ко мне. Режим допроса.

— Так, —начал я, — ты понимала, что здесь творится неладное, что тебя преследует какое–то существо. Именно поэтому ты поставила в комнате камеры — чтобы заснять его.

— Такое случалось и раньше, — призналась Эми после продолжительной паузы.

— Пропавшее время? Она кивнула.

— Раз пять, а то и больше. Кажется, это началось недели две назад, но кто знает, да? Сначала незначительные происшествия: я хочу набрать воду в ванную — раз! — и вода уже льется на пол. За две секунды ванна наполнилась. Или, к примеру, однажды я проснулась в другой комнате. А то внезапно оказалась в постели, в рубашке, надетой задом наперед. Только что смотрю телевизор, а секундой позже лежу в кровати.

— При этом ты ничего не видела? — спросил Джон.

— А что это, по–твоему? НЛО?

— Нет, это лунатизм, затемнение сознания. Думаю, это связано с лекарством, которое я принимаю.

Меня тошнит от твоего вранья, мразь!

— Джон? — спросил я.

Он достал с сушилки блюдце, выдавил на него из бутылки немного жидкости, нашел на кухонном столе ложку.

— Представь себе что–нибудь, какой–нибудь физический объект, — обратился Джон к Эми.

— Какой?

— Любой.

Честное слово, она улыбнулась. Ей весело, она готова нам подыграть. Эми откинула волосы со лба (я с прискорбием отметил, что ее челка именно той длины, чтобы падать прямо на глаза) и сосредоточенно прищурилась, отчего стала выглядеть почти комично. Гель в блюдце забурлил и начал подниматься, словно воск в лавовой лампе. Добравшись до поверхности, он растекся во все стороны, в результате чего стал похож на гриб. Секунду спустя он приобрел форму дерева шести дюймов высоты, словно одна из тех хрустальных фигурок, которые стоят на полках в домах стариков.

— Как… — удивленно спросила Эми.

— Понятия не имеем, — сказал я. — Какой–то парень прислал мне это по почте. Он сказал, что работает в нефтяной компании, и утверждал, будто эта штука прилипла к буру на глубине примерно тысячу футов. Сначала решили, что это смазка потекла — но потом эта штука одного из них убила.

Дерево таяло, превращаясь в лужицу геля. Джон поднес к нему ложку.

— Удивительно, что этот зверь вообще на что–то способен, ведь на самом деле это просто большой пидор.

Гель стал кроваво–красным; его форма тоже изменилась, а в центре появилось отверстие, по краям которого выросли шипы. Зубы.

— О–о, тебе это не по вкусу? — поддразнил Джон. — Я видел гель, который мог вырасти в два раза больше. Если ты такой крутой, найди себе работу, слюн…

Что–то звякнуло; ложка превратилась в расплывчатое пятно — и от нее осталась только половина. Остальное оказал ось в челюстях гелевого существа, которое крутило и грызло металл, словно собака — кость. Загрохотал опрокинутый стул, и Эми вскочила, обхватив живот руками.

— Погоди, — сказал Джон. — Через секунду он успокоится.

Гель изменил цвет с алого на розовый, затем снова стал прозрачным, и в конце концов превратился в лужицу, в которой плавал деформированный фрагмент ложки.

— У нас дома полно такой хрени, — заметил я. — Почти все, что о нас пишут, — правда. Это наша работа, у нас к этому талант. Мы видели такую мерзость, от которой тебе кошмары будут сниться. Эми, что бы ты нам ни рассказала, мы не Судем считать тебя сумасшедшей. Но нам нужно знать все — иначе мы не сможем тебе помочь. Хочешь, чтобы мы тебе помогли? Ведь сегодня происходит что–то жуткое — что–то очень жуткое.

Эми смахнула волосы с глаз и кивнула.