Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)

Едва кобель был спущен с поводка, как, радостно помавая хвостом, он устремился в сторону мусорных баков.

Коварно пользуясь своими физическими данными, пес шел напрямки через все препоны. Двор был перегорожен забором с сеточкой. За забором имелся оазис — детский садик. Сигизмунду приходилось обходить забор. Он не мог позволить себе того, что позволял себе пес.

А пройдошливая сволочь кобель где просачивался в прореху, где подлезал под ограду, немилосердно марая лохматое брюхо. И при этом свирепо рычал, торопясь и вожделея.

Их всех тянет к этому месту. Всех. Независимо от породы. Только воспитанных не тянет.

Кобель не был воспитанным. Его иногда били, а как–то раз, когда он — уже годовалый пес — напустил здоровенную лужу на кухне, разъяренный хозяин подтер им пол. Повалил набок и надругался.

Возле мусорных баков интересно. Там можно гонять кошек и жрать разную дрянь.

Вскормленный по всем правилам собаководческой науки, регулярно получающий сырое мясо, творог и иные необходимые продукты, пес предпочитал, лихорадочно давясь, заглатывать первую попавшуюся на помойке гадость.

Потом кобеля рвало. Естественно, на ковер. Пес останавливался посреди ковра, разевал пасть и начинал давиться с оглушительным звуком. Больше всего этот звук напоминал старинные напольные часы, сданные в свое время в магазин антиквариата. Только напольные часы после давящегося звука принимались величаво отбивать удары: час, два, три… А кобель исторгал из себя какую–нибудь вонючую мерзость.

В такие минуты хозяин покаянно вспоминал о том, как взял щенка. По пьянке. Ходил, сорил деньгами и вот — купил. Продали как русского спаниеля. Ему всегда нравились спаниели. После, протрезвев, разглядел щеночка и ужаснулся. Да поздно было. Покупка таращилась, пищала, царапаясь, лезла на ручки. В общем–то, трезвому оку сразу становилось видно, что щенок тотально беспородный.

Некоторое время хозяин втайне надеялся на то, что пес — все–таки спаниель. Но когда «спаниель» отрастил себе квадратную бородатую морду, последние иллюзии рассеялись. Реальность глянула звериным оскалом ублюдка.

Поначалу хозяин утешался, любуясь блестящей антрацитово–черной шерстью любимца. Мол, пусть и дворняжка, зато будет красивый, черный, как уголь, зверь. Но по прошествии полугода любимец начал интенсивно наращивать среди черной неопрятную белесую, а местами и рыжую шерсть. При этом, не утруждая себя вертикальным ростом, кобель вытянулся в длину, уподобившись трамваю.

Характер у пса окончательно испортился к году. Длинная череда помойных предков устойчиво закрепила в нем гены неистребимого плебейства.

Хозяин плебея носил имя Сигизмунд. Именем тяготился. Не по своей воле взял

— дали, не спросясь, пока власти над собой не имел. По отцу же был Борисовичем.

Фамилия у Сигизмунда Борисовича смешная — Морж. И многозначительная. Женщины любили называть его Моржом, а мужчины предпочитали высокомерно–холодное «Сигизмунд». Сам он предпочитал «Борисовича», но это только для близких друзей. А их у него давным–давно не было.

Порастерял за светлые годы перестройки, когда надо было выживать и не стало времени поддерживать дружеские отношения.

Что друзья — с женой разлад пошел. В конце концов, они развелись. Это произошло совсем недавно. Однако сказать, что рана в груди Сигизмунда еще кровоточила было бы, мягко говоря, преувеличением. Ничего у Сигизмунда не кровоточило. А хотел сейчас Сигизмунд одного — изловить злокозненного кобеля и взять его на поводок.

Со стороны помойки послышался яростный лай. Это означает одно из двух. Либо пес повстречал кого–то и сейчас беснуется вокруг — стращает. Либо обнаружил на баке кошку. Кошки быстро оценивают, в состоянии их сцапать пес или просто так, куража ради, глотку дерет. Естественно, при своем росте кобель кошку на баке достать не мог. Та устраивалась поудобнее, обворачивалась хвостом и выпяливалась глазами–пуговицами на изнемогающую от ярости собаку.

Иначе обстояло дело с бомжами. С бомжами кобель конкурировал. Те тоже обсиживали баки и вдумчиво рылись в содержимом. Бомжи гоняли от баков собак. И чужих бомжей — тоже.

Бомжи жили в своем особом мире. Имея кобеля, Сигизмунд поневоле время от времени соприкасался с этим миром.

Как–то раз во время вечерней прогулки он подошел к помойке, чтобы утихомирить бессмысленно брехавшего пса. Бомжи ковырялись в мусоре и в темноте не разглядели, кто подходит. Не высовываясь из бака, один из них, шепеляво и злобно, пообещал Сигизмунду сделать с ним то–то и то–то, если тот не уберется куда подальше.

Кобель устойчиво делил бомжей на две категории. Непримиримые — те прибирали себе все, и протухшую колбасу, вынесенную из подсобки близлежащего супермаркета, и заплесневевшую пиццу в коробках — оттуда же, и сладко пахнущие рыбные головы, и каменный обкусанный хлеб… словом, все, все!.. На непримиримых кобель лаял. Они обычно не обращали на него внимания. Либо замахивались. Тогда пес отскакивал на несколько шагов — как повелевал унаследованный от предков–дворняг инстинкт — и вновь заливался оглушительным лаем. Противным, с истеричным подвывом.

Однако же встречались и бомжи–гуманисты. Эти охотно делились с бедной собачкой находками. Перед ними кобель разве что на брюхе не ползал. Умильно глядел, возя хвостом по грязному асфальту. Постанывал. Благодарно подпрыгивал, принимая подачку. Словом, вел себя как заправский холуй.

Появление хозяина — прилично одетого мужчины, поигрывающего поводком, — нарушало интим пса и бомжей. Они робкой наглостью показывали Сигизмунду, что тот лишний.

Особенно неприятно было натыкаться на старух, которые ночевали прямо в баках, в преющем мусоре. Впрочем, кобель — надо отдать ему должное — старух тоже не любил.

С некоторых пор Сигизмунд стал избегать выносить мусор по утрам. Как–то очень противно было сперва наткнуться на старуху в баке, а после день–деньской директорствовать.

Ибо Сигизмунд был директором. И не просто директором, а генеральным директором.

* * *

Фирма, основанная Сигизмундом Борисовичем Моржом в светлую весну перестройки, когда по стране застрочили швейные машинки кооперативщиков, называлась поначалу «Новая Победа» и оказывала услуги по травле бытовых насекомых. Этот маленький, но чрезвычайно живучий кооперативчик непостижимым образом сумел отпочковаться в свое время от полиграфического комбината, где Сигизмунд томился до горбачевской перестройки.