Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

– Согласен ли Владетель Эрбис?

– Владетельница кхондов понуждает меня выступить в незнакомой мне роли, – говорит он обо мне в третьем лице, слегка улыбаясь, – но я послушен ей.

– Ну, а теперь до встречи!

Даниэль и Серена – козыри в моей игре, и я позабочусь понадежнее упрятать их внутрь колоды. Его – пространственно: так, в конце концов, чтобы и самой не знать, где он обретается и по каким краям бродит. Ее – психологически. Во-первых: если Мартин держит ее за обыкновенную хорошенькую девчонку и ей это лестно, будем ему потакать. Во-вторых: если ни он и Эрбис, ни я, ни Серена и вообще никто из Живущих не знает, какое из ее решений будет верным и какие последствия породит, не будем подталкивать ее ни к какому, а наоборот, постараемся так все усложнить и запутать, так нагромоздить противоположности, что ее рассудок собьется со следа, и сквозь хаос интуитивно пробьется то, что зовется Дао, Прямым Путем, Мостом Из Волоса.

День мы скоротали (чтоб не говорить – убили) в обществе Шушанка, которого пригласили не сколько из-за его умения развлечь – хотя был он язвой первоклассной и первостатейной – сколько ради его супертакса. Я решила выспросить у них подробности спора о Шильской святыне. Решение предков Эрбиса не делить ее пополам навело меня на мысли о Западном и Восточном Берлине, о статусе вольных городов Триеста, Гонконга и Севастополя (простите, соотечественники, ежели я что перепутала, то рассказы Серены виноваты) и, разумеется, о судьбе города трех мировых религий – Йершалаима, Иерусалима, Аль-Мукаддаса; и я то ли желала подтверждения правомочности моих исторических параллелей и гипотез, то ли надеялась от них отказаться.

Речи Шушанка свелись к очередному теолого-историческому экскурсу и дискурсу, хотя он сам был вроде как атеист, а я предпочитала социологический взгляд на реальности бытия – самый трезвый и нелицеприятный и показывающий тайные пружины.

По его словам, святыней был, собственно говоря, не весь город, а место, с которого Учитель Справедливости прощался с учениками и прочим местным народом – этакий взгорок или взлобок, вокруг которого сначала возвели стены, а позже – «летучий» купол, купол-парус, возвышающийся без видимой опоры на стены. Еще позже к стенам прилепили пристройки для сакральных нужд – нефы, приделы, баптистерии, лавки церковной утвари: сейчас все это слегка захирело. Махмадийцы верят, что именно на этом пригорке, под грандиозным куполом, появятся Учитель или его воплощение в другом человеке, а также его юный друг или подруга, Пророк-Утешитель, – в канун Последнего Дня Творения. По другому варианту, они возникнут на куполе наподобие тех скалолазов или альпинистов, что издавна-давно украшали его по праздникам иллюминацией ради вящего чуда. Ведь взобраться на него без солидной профессиональной подготовки практически невозможно.

Меня удивило, что о самой святыне Шушанк говорил не в пример почтительно, и я справилась о причине этого.

– Он красив. Смотрится не как храм, а как корабль или, может быть, аэростат. Так и кажется, что именно в этом месте земля начнет подниматься к небу в День Последнего Расчета.

– Вы верите в этот День? И вообще – верите?

Вопрос не вполне безопасный. Как говаривал один из моих новых знакомцев, кауранг Кудлай, автор домотканых афоризмов, не хули дворец в присутствии дворника. Этих дворников за полотняными стенами посольского городка набито до упора. Я поинтересовалась, почему.

– Не более, чем все андры, только они ничего лишнего не показывают. Вера ведь материя тонкая, из себя не вытащишь, на полу не расстелишь, с другими образцами и отрезами не сличишь.

– Только это последнее и есть любимое занятие нашего богословия – сличать, – Бэсик презрительно фыркнул. Он, как я и замечала раньше, отличался особой манерой разговора, слегка пришепетывал и то и дело пускал прононс, но в целом речь его звучала тихо, внятно и въедливо. – Обожают чесаться о забор мозгами – хорошо, если не рогами и копытами, как в оное время.

– Ты имеешь в виду, что они скоты или что навострились бороться с ересями?

– Это, по-моему, одно и то же. Конечно, людей в век цивилизации не жгут, книг не уничтожают и даже не составляют индексов запрещенной литературы, по крайней мере, для широкого круга.

– Кое-кто дозрел до мысли, что от ересей получается и польза, – подхватил его хозяин. – Помогают истинной религии определить свой предмет и не дают затянуться ряской.

– Вот как, – улыбнулась я не вполне искренно. У меня возникло четкое ощущение, что песик ведет себя смелее хозяина или, может быть, полагается на неразборчивость своей дикции. – А в одной из частей Великой Рутении почитается такое предание. Бог говорит людям: «Ваши разногласия в вере – знак моей милости».

Шушанк хмыкнул:

– Типично инсанская заморочка. Откуда вы это взяли? Подобное держите при себе, когда… если приедете к нам в гости.

О многом еще говорила я с ними:

– Бэс-Эмманюэль, а тебе не достается за твое имя от ревнителей древлего благочестия?

– Дышим пока. Ох, что имя, госпожа Тати, что уж имя! Оно в хозяйском паспорте, в жизни я просто Бэсик, Бэйсик, наподобие старого машинного языка. Вы вот на мой внешний облик посмотрите. Я же чаемый эталон породы: хозяева-андры в моем лице все каурангское племя испохабили! И что радости, что красоты? Идешь по тротуару или полем – пыль и грязь в уши лезет, листья под самые лапы подгребаются и на когти нанизываются, впору в ботинках щеголять. Так они из моей беды еще комедию устроили – рекламу рисуют: я в четырех бутсах на толстенной туристской подошве. Любимый кауранг дипломатического корпуса на одиночной прогулке. А ведь меня такого для норной охоты задумали. В иное время, лет десять назад, показал бы я им всем охотника, даже в этих наножных дуболомах. Тьфу! Одно хорошо – рекламщики мне монету гонят, коплю на старость и на случай всяких непредвиденностей. А, может статься, и на свадьбу без благословения наших евгеников.

– Так ты не женат, Бэс?

– Обоим нам не до того, госпожа Тати. Дела, как блохи, заедают и положение ненадежное.

– Идеал нашей цивилизации – содрать с лица земли (дословно – с черепа земли) кожу вместе с волосом и нацепить на нее красивый парик, – острил Шушанк. – Такие хорошенькие, прилизанные фермы, регулярные парки, фруктовые сады со стандартными яблоками и грушами – и ни одного червяка! Прямо с ветки чтобы снимать стандартными чашками на палке и паковать в стандартные ящики и мешки.

– Шиле-Браззу не напрасно зовут Кристальным, то есть Кристаллическим Городом, – вторил ему бассет. – Увидите сами. Будто нитку бросили в насыщенный солевой раствор. Такой опыт, кстати, можно проделать почти с каждым нашим мелким озером, что парится под открытым небом.