Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

Артхангу сие было куда менее интересно, чем его двуногой сестренке; однако он заметил и сообщил мне кое-что про инсанов.

– На них ведь их собственные запреты не должны действовать, мама. Тогда почему они с андрами воевали одним железом? Боялись, что те захватят пушку или ядро с пороховым запалом и назад обернут?

Мы с Сереной давно привили ему скепсис по отношению к любой рыцарственности, и поэтому он был далек от того, чтобы приписать инсанам благородные соображения в духе царя Ашоки.

– Если ты не веришь, что инсаны попросту не хотят лишнего членовредительства, – предложила я ему, – вот тебе экономическое обоснование. Чем совершеннее военно-промышленный комплекс, тем дороже стоит убить Живущего. Это в чистом виде, во время боевых действий, если не считать постоянных затрат на содержание ВПК в рабочем состоянии и на военную ориентацию всего хозяйства. А если суммировать все как есть – вообще прорва и… как его… черный ящик.

– «Черная дыра», мама. Такой космический смерч, который затягивает в себя бытие.

И мой юный философ, в ужасе от созданного им самим представления, обрушил мне на колени свою мохнатую голову.

(«Ты, может статься, хочешь вместе с моей сильной рукой получить победу в войне, – говорила в это время Серена своему новоявленному жениху. – Победу – не знаю, но войну с нэсин ты, похоже, получишь.»)

Не следует полагать, что Мартин обихаживал одну Серену. По инерции он накатывал и на меня. Наш кунг оказался довольно прост в общении, настоящий современно-европейский монарх, которого держат, говоря фигурально, для исцеления золотушных детишек. А конкретнее – во имя торжественных церемоний по открытию приютов для сироток, столовых для бедняков, элитных госпиталей и кинотеатров, ради приема зарубежных послов и украшения собою военных парадов. Взятое вместе, все это называется на здешнем жаргоне «подпирать корону». Все-таки нельзя его недооценивать, говорила я себе, ни один человек не будет в силах играть роль такого всеобщего символа, если у него за душой нет хотя бы яркой индивидуальности.

Так вот, он обаял сразу на два фронта. Отлавливал меня в коридорах, когда я направлялась по воду или за книжками, контактировать с его высокородной мамочкой, смотреть то ли гобелены, то ли посуду, то ли коллекцию редкостей, а чаще всего – просто шляться по «Шервуду». Зазывал посидеть вместе с ним и моими детьми для-ради благопристойности (а чихали бы Март с Сереной на благопристойность, если бы не острота Арханговых зубов и не исконно кхондские понятия о женской чести); иногда объяснить какой-нибудь нюансик звериного менталитета (вовсе не его, Мартина, дело); а то и просто поболтать за чашечкой местного кофе (бр-р!) с жутко сладким печеньем. Телохранители оставались с той стороны порога, часовой представлял собой ровнехоньким-ровную чурку. Ему было приказано одно: бдеть, – он и бдел упорно.

Комнаты Мартина, в отличие от всех прочих, были светлым оазисом модернового стиля посреди медиевистской показухи. Правда, на рутенский взгляд это было бы куда ближе к критской протоантичности или даже к ранним Фивам: вместо буро-ало-золотых – голубовато-зеленые, аквамариновые тона, вместо обнаженного камня – обои и шторы с изображением смугленьких детишек и девиц в узком платье, которые за ними надзирали, бюро и прочие шкафчики, инкрустированные светлым деревом и латунью, низкие столики, а на них высокие узкие вазы, букеты и побрякушки; мягкие стулья и диванчики с бархатной обивкой поверх ременного плетения, а в довершение отпада – шикарнейший ворсовый ковер на полу. Сена-соломы тут и в заводе не было.

Мартин рассчитал по-своему верно: тот оазис красоты и изящества, в который он превратил свои апартаменты, должен притягивать к себе женщину. Но я куда больше обыкновенных дам любила зелень и высокие деревья, грубую каменную кладку, холод воды и тонкую сырость тех заповедных мест, где нечасто появляются люди.

– Чудненько, – заметила я в первый свой визит, тыча в подножный ковер пальцем. – Почему такого нет в других комнатах?

– Это, собственно, и не мое, Даниэля подарок. Дорого и вообще инсанские штучки, – Мартин с оттенком легкого пренебрежения обвел взмахом руки почти всю комнату.

– Тогда, может быть, патриотический голый камень оставить?

– Холодно будет. В Андрии три сезона – жаркий, промозглый и отопительный, который никак не найдет своего законного места. Трубы поверх стен, трубы в полу под плинтусами, а ноги мозжит, будто в последней стадии ревматизма.

Я подумала, что качество юмора у него вроде бы не ниже Шушанкова. А что еще приятнее – у Мартина такая пышная мебель, что моему заду и без камина уютно.

Усадив меня на диван (я немедленно помещала туда и ноги в толстых носках типа японских таби), Мартин скидывал прямо на ковер свой аристократический плащ и широкую рясу, оставаясь в трико с длинным и широким жилетом – по андрским меркам, почти неглиже. Поил, кормил и ничтоже сумняшеся называл мамой.

– Я вас изучаю с прицелом. Мы, андры, говорим: «Умение выбрать жену сводится к умению найти правильную тещу». И еще: «Теща – самое ценное приданое изо всего, что приносит в дом жена».

То ли он льстил и вешал лапшу мне на уши, то ли говорил чистую правду.

– У нас в Лесу об этом как-то не задумываются. Мунки и кабаны пыл вне большой семьи выпускают, а семьи кхондов вообще маленькие, ссор затевать не с кем.

– Почему вы сразу о ссорах?

– Сработал рутенский стереотип. Там теща и свекровь суть фольклорные персонажи, чья главная цель в жизни – мутить воду. Помогают в хозяйстве, если не везут его на себе, но требуют за свои добродетели слишком большой платы. Подчинения.

– Мы с вами думаем сходно. Подчинения и лояльности к сюзерену. Да?

– Если авторитет старшего заслужен, то младший тем более должен уметь сказать свое слово и вопреки этому авторитету, – кивнула я.

Я вполне понимала, куда клонит непокорный Мартин, он вечно туда клонил, однако не кривить же мне душой во имя пользы инсанскому (а хотя бы и кхондскому) делу!

– Кстати, – почему-то добавил он, – у инсанов жена не приносит в дом вообще никакого приданого.

На нашем приватном языке это означало, что ходу в империю нэсин мне не будет, хоть тещей, хоть нетещей. Я слегка рассердилась:

– Едва только вы с Сереной окончательно согласитесь относительно брака, я вас покину, и не дожидаясь того самого полугодового срока. Мои интересы, собственно, лежат в другом месте, а здесь я провожу время в безделье и неге.

Мало-помалу я уразумела, что мои дети справляются с каверзными ситуациями вполне разумно и самостоятельно. Провокации маловероятны, покушения на девичью честь сомнительны. То, что Мартину требуется от Серены, – либо всецело уложилось в рамки большой политики, либо настолько неопределенно, что вообще к человеку не относится, ни сексуально, ни эмоционально, ни еще как. Сей царственный скальд хочет сделать из нее музу своих боевых вис, амулет в рукояти Отца Мечей, которого получил от мунков-болотников, камешек между андрским и инсанским жерновами. И не то что он так не любит нэсин, просто ему срочно понадобилось утвердиться: ведь если Мартина так прорывает в беседах со мной, то можно представить, как он давит на Серену.