Владимир Круковер - Исполнение желаний

«Система зеркал — вот, что нам нужно! Система зеркал и обычная каталка процедурной сестры с инструментами. Он, хоть и толстый, но ненадолго поместится там.»

«Идея хороша, — незамедлительно отозвался Проводник. Как ты ее собираешься реализовать?»

«Собираюсь… Очень просто. Я, вроде, уже ходячий…».

Действительно, дальнейшее не требовало особого ума. Я отпросился у доктора в город, пообещав не напрягаться, пользоваться такси и вернуться к обеду. Деньги еще оставались, их мне вполне хватило на поездку на тачке в цирк и обратно. Я вернулся к обеду, а вечером ко мне пришел первый посетитель. Пришел в положенное по «уставу» советской больницы время, пробыл у меня час, ушел и следующий раз явился через сутки поздно вечером, во время для свиданий не положенное, и принес объемный пакет. Я отдал ему все свои деньги, что-то около 120 рублей (речь идет о старых, полноценных рублях, о времени, когда десяти рублей хватало на ресторан), пообещав остальные после окончания задуманной операции.

Ночь я почти не спал. Хотя мог спать спокойно — Проводник прекрасно справлялся с ролью сверхточного и сверхнадежного будильника.

Под утро я встал и прошаркал больничными тапочками в туалет. Открыл окно, впустил девушку — ее я нанял там же, в цирке, с подачи иллюзиониста, и пока она одевала халат, раскрыл складную каталку процедурной сестры. И каталка поехала в охраняемую палату. (Девушка мне понадобилась по простой причине: советский дежурный врач в предутренние часы спит, а не шляется по палатам).

Через пять минут каталка вновь въехала в туалет. Попискивая, толстяк выбрался из поддона каталки. Я сложил ее, стараясь не греметь зеркалами, вручил девушке:

— С машиной все нормально?

— Ждет.

— Отвезете этого туда, куда скажет. Он рассчитается с твоим шефом полностью. Удачи.

Я поддержал неуклюжего толстяка под локоть, закрыл за ними окно и пошел спать.

Как я и ожидал, беглый толстяк умел быть благодарным. Уже к вечеру второго дня ко мне прибыл посетитель, поинтересовавшийся моими желаниями.

— У меня, золотая рыбка, — сказал я посланцу невозмутимо, — желания большие. Или никаких. Одно из двух.

— Ну, наглеть то не надо, — сказал посланец.

— Я и не наглею. Передайте вашему шефу, что он сам знает, сколько стоит его свобода и благополучие. Мне, знаете, как-то, даже, неловко оценивать его личность. Обидеть могу, посчитав дешево.

Психологически я был точен. Никакой человек не хочет казаться дешевкой! А уж, для уголовного авторитета — такое вообще позорно.

На следующий день тот же посланник вручил мне три сберкнижки на предъявителя в разные сберкассы и толстую пачку 25 рублевок.

Врач посоветовал первое время не менять резко климат. Ну и, естественно, не напрягаться, соблюдать дозированные нагрузки, каждые десять дней делать в поликлинике кардиограмму. Он посетовал, что не может отправить меня в реабилитационный санаторий, так как я нигде не работаю.

— А платные есть? — поинтересовался я.

— Конечно. В Мальт е, например. Семьдесят пять рублей за две недели. Очень хорошие условия. Сосновый бор, комфорт. Я могу позвонить, договориться.

— Буду вам благодарен, доктор. Только мне хотелось бы в палате на одного.

— Это будет стоить дороже.

— Доктор, дороже всего здоровье.

Через час проблема была решена. Санитарка уже успела сбегать по моей просьбе в магазин, так что доктор получил в качестве презента коньяк, чем был весьма доволен. И вызвал мне такси.

Даже не верится, что было время, когда поездка в такси за город стоило всего пять рублей!

Деревянные теплые коттеджи санатория стояли в густом бору. Не сосновом, как думал врач, — в кедровом. А кедр — дерево уникальное, целебное…

Боюсь, что у читателя сложилось впечатление обо мне как об алкоголике и уголовном элементе. Отнюдь, я вырос в профессорской обывательской семейке, о которой до сих пор вспоминаю с раздражением, (там царил дух местечковой еврейской лавочки, перемешанный с провинциальной роскошью купечества); получил хорошее разностороннее образование (хоть и не законченное официально); бывал удачлив и в работе, и в карьере, и материально жил выше среднего. Но все время считал жизнь игрой, романтику искал в отношениях с людьми, сказку. Скорей всего и пить начал из-за непохожести жизненной серости и бесчестности с розовыми идеалами. Короче, долго оставался книжным мальчиком и жил понарошку, покрываясь шрамами и не делая выводов. Старшие благополучные братья считали, что у меня отсутствует «детектор ошибок».

Почему я столь подробно описываю некоторые эпизоды своей биографии? Прежде всего хочу, чтоб исследователи смогли лучше понять характер человека, которому суждено стало одеть доспехи Бога.

Я до сих пор не способен судить о себе самом объективно. Считается, что мозг человека никогда не сможет понять самого себя. Если б смог, тогда и змея, жующая свой хвост, смогла бы его заглотить полностью. Наверное, в попытке постичь себя мозг и создает все более совершенные «костыли»-компьютеры. Не исключено, что искусственный интеллект осознает человеческий и тогда превзойдет его. Мой Проводник — один из вариантов. Страшно подумать о могуществе цивилизации, его создавшей.

Предвижу, что любитель простенькой фантастики уже матерится и жалеет, что взялся за эту книгу. Нет приключений, нет чудес, ни одного дракона не появилось. Дракон присутствует в книге с самого начала. Только его не видно, он внутри героя, автора. Впрочем, в читателях тоже живут драконы. В каждом. И все разные — у кого-то мелкие и поганенькие, у кого-то крупные и алчные. А тех, кто ждет приключений, разочарую. Я еще вначале предупреждал, что моя книга — своеобразный, полухудожественный дневник необычайных событий, интересный прежде всего для ученых и людей мыслящих. Развлечений в своих записях я не сулил и не готовил. Горький реализм с неумелыми литературными изысками. (Признаю, во многих из нас кроме драконов живет еще и графоман. Во мне — это уж точно. Но по-прежнему пользоваться услугами Проводника для стилистической правки я не желаю).

Вернемся в кедровый рай. Именно там меня настигла завистливая судьба, лишив Проводника и, заодно, свободы. О Проводнике я жалел больше.

Не буду размазывать, как говорил Беня, манную кашу по чистому столу. В первый же вечер я ухитрился напиться, поссорился с каким-то мужиком, толкнул его, он упал около аллеи и, вместо того, чтоб встать и надавать мне тумаков, начал стонать и корчиться. Я с ужасом подумал, что у него слабое сердце, как у меня, и мне придется отвечать. Но действительность оказалась еще хуже. Он напоролся на ржавый штырь арматурины, не видимый под слоем опавшей хвои, напоролся анусом, пробил себе прямую кишку.