Нил Гейман - Все новые сказки

Откидываясь на матрас, я переставал существовать. Я становился пустой оболочкой, покинутым коконом, в котором гусеница превратилась в бабочку, а потом улетела. Внутри меня была пустота и снаружи тоже. Я не был мертв, потому что никогда по-настоящему не жил. Вертлявая гусеница и трепещущая крыльями бабочка использовали мое безучастное «я» как перевалочный пункт, оставив мне пустоту, похожую на мимолетную тень полуулыбки.

— Ювенал Никс… — прошептал голос.

— Что? — прохрипел я.

— Это твое имя.

Я находился в странном, подвешенном состоянии много часов, которые казались неделями, даже месяцами. Я не спал, не терял сознание, но и реальность вокруг не осознавал. В этом предсмертном эфире ко мне приближались разумные существа, не имевшие признаков ни расы, ни пола, ни даже биологического вида.

— Тебе грозит знание, — сообщило мне одно из существ — желтый нимб неизвестного происхождения.

— Меня кто-то узнает? — спросил я, но не словами.

— Знание, — повторило пустое световое кольцо.

— Не понимаю.

— Тогда еще есть надежда.

— Ювенал, — произнес женский голос.

Я открыл глаза и увидел Джулию, в тех же джинсах и футболке, — она сидела на полу у изножья кровати. Взгляд ее можно было описать только одним словом: голодный.

— Джулия…

Улыбка не затронула ее алчущих глаз.

— Ты восхитителен на вкус, — хотя она говорила шепотом, для меня ее голос звучал, будто она кричала в длинном гулком коридоре. — Я почуяла твою сладость, еще даже не войдя в тот книжный магазин. И пришла туда за тобой.

— Ты отпустила Мартина, укусив его в руку, — сказал я. — Так?

— Я отпускаю всех после первого укуса, — ответила она. — Их были сотни… тысячи.

Я — я прежний — вздохнул с облегчением.

— И тебя я хочу отпустить. Но твоя кровь призывает меня.

Она коснулась моего бедра с внутренней стороны, между коленом и пахом. Ее холодные пальцы потерли это место. Прикосновение отозвалось во мне эхом мучительного наслаждения.

Она склонилась надо мной и сместилась на дюйм в сторону от этой точки. Ее лунные глаза были прикованы к моим глазам.

— Кусай, — сказал я, несмотря на ужас, поднимавшийся у меня в груди.

В течение следующих четырех суток она сосала кровь из моей руки, другой ноги и наконец — из живота, чуть выше пупка. Меня сотрясал непрестанный экстаз, смешанный с трепетом страха. Я не ел, не спал, не чувствовал необходимости облегчаться. Когда я не питал Джулию, мое тело пребывало в состоянии полного отдыха и расслабления.

— Мы никогда не пьем много, — поведала она мне как-то вечером после трапезы. Она лежала на спине, головой на моем бедре, блаженно облизываясь. — Для жизни нам требуются сущие пустяки. Это вам, людям, нужно убивать и набивать брюхо, чтобы существовать. А для нас полстакана свежей крови хватает на много дней.

— Почему же ты кусаешь меня ежедневно? — спросил я.

В моем вопросе не было страха. После укуса я чувствовал себя одурманенным, размягченным. Просто я хотел понять ее до конца.

Она села. Ее черные глаза засветились странным светом и стали почти белыми.

— Мы не можем размножаться, как вы, — сказала она. — Но мы должны создавать себе подобных. В нашем укусе содержится наркотик, который для большинства людей скоро становится ядом. Однако некоторым — сладким, как ты — мы можем передавать свою природу. Мы называем их своими возлюбленными.

— Ты любишь меня?

— Я люблю твой вкус.

— Я для тебя что-то вроде бифштекса?

Волна отвращения прошла по ее лицу.

— Нет, я люблю не смерть, но жизнь, текущую в тебе и во мне одновременно. Ощущение бытия, которое я несу в себе и которое беру из тебя. Это и есть твой вкус — и он доставляет величайшее наслаждение, которое только может испытать живое существо.

— А как было с Мартином? — спросил я, когда почувствовал, что она собирается уйти. Я ненавидел моменты, когда, насытившись, она уходила. Словно она была нужна мне постоянно, чтобы отодвигать тьму.

— Я уже сказала, в нашей слюне содержится наркотик. Из-за него укушенные стремятся к нам. Обычно они все забывают или помнят нас как сон, но иногда начинают преследовать. Это одно из возможных нежелательных последствий нашего симбиоза с людьми. Я совершила ошибку, приведя тебя в то место, где встретила Мартина. Его желание очень сильно, но если бы я укусила его еще раз, он наверняка бы умер.

— А давно ты его укусила?

— Два года назад.

— И ему до сих пор приходится носить повязку?

— Вряд ли это по необходимости. Иногда они носят повязку как память.

— А ты… — начал я, но она положила ледяную руку мне на лоб, и я отключился.

Когда я проснулся наутро после ее последнего укуса, цепей не было. На единственном стуле я нашел свою аккуратно сложенную одежду. Сверху лежал кремовый конверт, на котором было напечатано «Ювенал Никс». В комнате стояла тишина, и я отчего-то сразу понял, что Джулия ушла навсегда. Места укусов немного пульсировали, но не болели.

Я бросился к двери в коридор, который окружал мою келью. Из него вела дверь в еще один коридор, окружавший первый. В этих коридорах не было ничего — ни мебели, ни ковров. Было еще одно помещение сбоку — небольшой туалет. Обнаружив его, я почувствовал, что мое тело возвращается ко мне и что мне надо уходить.

Милый Ювенал,

ты теперь мой и останешься моим до того далекого дня, когда ты или я перестанем существовать. Впереди много лет, а может, и веков. В ближайшие недели и месяцы ты откроешь в себе много нового. Не пугайся этих открытий, не впадай в отчаяние. Ты мой, все равно как если бы вышел из моего лона, а я — твоя, хотя мы не сможем увидеться еще очень долго. Доверяй своей интуиции, своим желаниям. Уступай своим влечениям и страстям. В один прекрасный день мы вновь соединимся — когда это будет безопасно для нас обоих.

Эти комнаты теперь твои. Используй их так же, как я.

С любовью,

Письмо было написано перьевой ручкой, каждое слово в нем было тщательно подобрано и выведено — специально для меня.

Я вернулся в центральную комнату и огляделся. Голый сосновый пол. Простая кровать. Единственный стул. Похоже на стихотворение о жизни Джулии, а теперь и о моей.

Я сел. Где-то очень далеко тихо звучала музыка, будто играли виолончели. Через некоторое время я понял, что так поет моя кровь.

Просидел я долго, гадая, что же за зелье она напускала в рот перед тем, как укусить меня. А потом встал и ушел из ее подземного жилища, не собираясь туда возвращаться.

День был ясный, ослепительный, наполненный громкими, резкими звуками. Я так долго провел в темноте, что глазам было больно, солнце обжигало кожу.

И все-таки воздух и все вокруг было каким-то хрустальным. Я пересек мост, чувствуя легкость, невесомость. Люди, встречавшиеся мне, наоборот, казались толстыми и неуклюжими. Я чувствовал к ним расположение. На середине моста я вдруг понял, что еще ни разу за этот день не вспомнил о своей и чьей бы то ни было расе. Белые, черные, желтые — для меня все были теперь одинаковы.