Нил Гейман - Все новые сказки

Раздалось семь негромких хлопков. Мне даже показалось на мгновение, что это был звук моих отрываемых конечностей, но тут я услышал какой-то булькающий крик и — свое имя: «Ювенал!»

В голове пронеслось несколько мыслей, но не одна за одной, а сразу все. Я видел лицо Лестера и его пистолет 22-го калибра, — это он стрелял. Лестер попытался спасти меня и тем обрек на гибель нас обоих. У него был только этот пистолетик.

А у меня — черный нож, заткнутый за пояс.

Я даже не развернул синий бархат. Пока Рейнард пытался понять, что ужалило его в морду, я вонзил клинок ему в грудь.

Его чудовищный протяжный рык я могу сравнить только с какофонией взрывающихся звезд. Я падал, кувыркаясь, в пропасть, которая никак не кончалась. Сама идея моего существования стала невозможна. Я истекал кровью, ненавидел, нес смерть…

— Юви, прекрати! — заорал Лестер. Он пытался отодрать меня от дохлой твари. А я опять и опять вонзал нож в неподвижное тело. Я не мог простить этой мрази тех видений, которыми она меня заразила. Я хотел вернуть их ей обратно.

— Она уже мертвая, слышишь?! — кричал Лестер, оттаскивая меня.

Я ослабел от ран и потери крови, но был все так же полон злости.

Нож задрожал в моей руке, я отвернулся.

— Ювенал! — позвал Лестер.

— Не сейчас, брат, — сказал я. — Не сейчас.

Я побрел, переходя из туннеля в туннель, не имея ни малейшего представления, куда направляюсь. Черный нож гудел в моей руке. Держать его было приятно. Он как будто тоже был изнурен. Ощущение было такое, будто держишь что-то живое и злое — словно сжимаешь в кулаке шмеля.

Я увидел заброшенный лагерь в углублении стены. Подобрал грязное полупальто военного покроя и натянул на себя, чтобы скрыть раны, а нож спрятал в рукаве.

Поднявшись в метро, я доехал до станции «28-я улица». Выбрался наружу и стал смотреть на занимающийся рассвет.

— Мистер Никс! — позвал хриплый голос, которому лучше было бы вообще не произносить человеческих слов.

Это был свиноподобный шофер Мэйхи, он стоял у вишневого лимузина.

Он открыл заднюю дверь, и я не нашел в себе сил отказаться.

— Приветствую, мистер Никс, — сказала Мэйхи, когда я упал в кресло рядом с ней.

Я не ответил.

— Нашли Рейнарда?

— Да. Вы не сказали, что я должен сделать, поэтому я убил его.

— Вот как? Нож при вас?

Нож пульсировал в моей руке. Мне не хотелось его отдавать. Но горящие зеленые глаза не приняли бы отказа. Я вытащил оружие и протянул ей. Она достала из сумки кусок пластиковой пленки и взяла нож, не прикасаясь к нему.

Положив нож в сумку, она одарила меня улыбкой, которую сама, вероятно, считала дружелюбной. Затем достала пачку денег и вручила мне.

— Куда вас подвезти, мистер Никс?

Я проспал на полу конторы более шестидесяти часов.

В моем маленьком офисе есть туалет со стенным шкафом, где висит смена чистой одежды. Проспав глухим, беспробудным сном двое с половиной суток, я помылся над раковиной и оделся. Потом сел в кресло у окна и возблагодарил ночь за то, что еще жив.

Мои телесные раны почти зажили, но воспоминания все еще причиняли боль. Между мной и Рейнардом было что-то общее. Природа этой твари была сродни моей. Вой Рейнарда содержал некое знание, а его смрад мог поведать альтернативную историю эволюции.

Мэйхи тоже принадлежала к моему тайному племени. В этом я был уверен. Но что же представлял собой нож, к которому она не хотела прикасаться? И что за глаз я как будто вообразил, но в существовании которого не сомневался?

Раздался стук в дверь.

В первый момент я подумал, что это Тарвер с пушкой или, может, Мэйхи или один из ее подручных — с пульсирующим черным ножом.

Тварь вроде Рейнарда не стала бы стучать.

— Кто там?

— Ири, — сказала она.

Я открыл и увидел женщину, которую любил каждой своей молекулой, одетую в желтое с белым.

Она посмотрела мне в глаза, и я ответил на ее взгляд.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

Мы уселись на стулья друг напротив друга, — первый раз за много месяцев мы не поцеловались при встрече.

— Итак? — произнес я.

— Тарвер в психиатрической больнице, он спятил, и правая рука у него парализована.

— Да ну?

— Он все время теряет сознание, но он успел сказать, что это сделал ты.

— А… Видишь ли…

— Что это значит? — спросила Иридия.

— Тарвер явился сюда с пистолетом, — сказал я.

— Что?!

— Он подбежал ко мне, вытащил ствол, но не успел выстрелить, женщина, стоявшая рядом со мной, заказчица, ударила его по руке. Он закричал и убежал, но, насколько я видел, она не повредила ему руку.

— Откуда же паралич и помешательство?

Я заколебался. До тех пор моя природа и способности были тайной для нее. А тайны подобны ночи: они прячутся от света, который вселяет в них подозрения и страх. Но я больше не хотел жить во тьме. Я не хотел прятаться от Иридии, от главной любви моей жизни. Даже если правда разлучит нас, по крайней мере, она узнает меня по-настоящему — пусть ненадолго.

— Я хочу рассказать тебе о женщине по имени Джулия, — сказал я. — Она дала мне имя Ювенал Никс и превратила меня в Дитя Ночи.

События, о которых идет речь, произошли в 1938 году.

В тот момент, когда Филип заметил в кустах нож, его жизнь навсегда переменилась. Смутные фантазии вдруг обернулись пугающей явью. Он застыл как вкопанный, сдал назад и уставился на нож, словно не решаясь поверить, что тот ему не померещился.

Да, ему не померещилось. Это была первая вещь, которой удалось проникнуть сквозь неприступную стену сплошного беспробудного страха.

До того момента он весь был во власти мучительного ожидания, что вот-вот произойдет непоправимое, ожидания жестокой физической боли, скорой и неизбежной. Казалось, у него в голове без конца прокручивается одна и та же пластинка. Началось все вчера, со слов, брошенных Стаффордом перед уходом. «Жду тебя завтра в библиотеке после вечерней молитвы. Ты доигрался, и винить тебе некого, кроме себя самого». Стаффорд ушел, а эти слова окружили его, словно прутья решетки, и некуда деться. Отвлекался на время — но снова оказывался в их плену.

В начале семестра, когда Стаффорда назначили деканом, он стал — не только в собственных глазах, но и в глазах остальных — его главной мишенью. «Что, не любит тебя Стаффорд, да?» — хмыкнул Джонс. «И кто мы такие, чтобы его осуждать?» — ввернул Браун, и они зашлись от хохота.

День за днем копились мелкие провинности, за которыми тянулась вереница мелочных наказаний. Развязка случилась на прошлой неделе — Стаффорд избил его в институтской библиотеке. Больно было ужасно, как никогда прежде, и вот теперь все снова повторится.