Гарри Гаррисон - К звездам!

Проснулся Ян от света, включенного у входной двери. В номер быстро проскользнула Сара.

— Все устроено. Завтра ты сядешь на местный поезд до станции Форсинар. — Она посмотрела на листок бумаги. — Это в Агентулском лесу. Знаешь?

— Слышал. Все карты у меня есть.

— Отлично. Выйдешь из поезда с другими лыжниками и увидишь местного человека, очень высокого, с черной повязкой на глазу. Это твой связной. Пойдешь за ним, а дальше он знает.

— А ты что будешь делать?

— А я вернусь назад. Поезд в семь утра. Здесь я больше не нужна.

— Да ты что!

Она улыбнулась, тепло, как никогда прежде.

— Выключи свет и раздвинь шторы. Сегодня полнолуние, красотища невообразимая.

Он послушался. В бледном свете луны белый ландшафт казался еще белее. Тени, темнота, снег… Ян обернулся, услышав шорох, и увидел Сару — лунный свет заливал ее всю. Упругие круглые груди, которые он видел тогда лишь мельком, тугой живот, пышные бедра, длинные ноги… Сара протянула руки, и он привлек ее к себе.

— Так мы с тобой не выспимся. — Он легонько провел пальцем по контуру прекрасной груди, любуясь ее телом в лунном свете, струившемся из окна.

— Мне много и не нужно. А ты еще успеешь поспать, когда я уйду, у тебя поезд только в полдень. Я тебя поблагодарила за то, что ты помогаешь нам спасти Ури?

— К чему слова, когда есть другие способы… А кто такой Ури и почему он так важен?

— Сам по себе он не так уж важен. Важно, что произойдет, если Безопасность узнает, кого они взяли. У него легенда — итальянский моряк. Легенда хорошая, но рано или поздно они узнают, что это фальшивка. Тогда допросы пойдут всерьез, и уже ничем нельзя будет помочь. Они обязательно дознаются, что он израильтянин.

— И что тогда?

— Тогда катастрофа. Внешняя политика нашей страны требует строгого невмешательства. Никаких контактов, кроме официальных каналов. Но некоторые из нас, во внешней разведке, смотрят на это по-другому. По долгу службы мы обязаны знать, что творится вокруг, чтобы защищать свой народ. И когда мы увидели, на что похожа ваша жизнь, — трудно стало хранить нейтралитет. Нам было приказано не вмешиваться, да мы и сами понимаем, что любое вмешательство — это угроза нашей родине. Но все-таки вмешались. Просто невозможно стоять рядом и ничего не делать.

— Я стоял рядом и ничего не делал всю жизнь.

— Но ты же не знал. — Сара приложила палец к его губам и прильнула к нему всем телом. — А теперь ты кое-что делаешь…

— О да, теперь конечно! — прошептал он, обнимая ее. И заглушил поцелуем ее смех.

Когда Сара одевалась, собираясь уходить, Ян лежал и молча смотрел на нее. Ему казалось, что теперь он уже не сможет заснуть — однако заснул. А когда проснулся — сиял яркий день, и свирепо хотелось есть. Завтрак не посрамил шотландской кухни, копченая рыба была превосходна; Ян чувствовал себя в прекрасной форме и, одеваясь, насвистывал. С момента приезда в Шотландию его жизнь больше похожа на отпуск, чем на отчаянную попытку спасти чью-то жизнь. А может быть, и целую страну. Но пока были только слова, действительность еще не обрушилась на него…

Поездка в дребезжащем и лязгающем поезде ничуть не изменила его настроения. Среди пассажиров было несколько местных жителей, но явное большинство составляли отдыхающие лыжники, заполнившие вагоны многоцветием одежды и весельем. Из рук в руки передавали бутылки. Люди входили и выходили на каждой станции, и вряд ли кто-нибудь обращал внимание на Яна в этой дорожной суете.

Ближе к вечеру небо потемнело, посыпался мелкий снег.

Это слегка подпортило Яну настроение, а когда он забрал в Форсинаре из багажного вагона свои мешки и лыжи — жгучий ветер выдул из него последние остатки веселья. Вот-вот начнется их отчаянное предприятие.

Связного он заметил сразу: темное пятно среди пестрых, ярких спортивных костюмов и курток. Ян бросил поклажу на снег и опустился на колено, якобы застегивая крепление. Поднявшись, пошел мимо станции, следуя за могучей фигурой связного. Сначала вдоль дороги, потом в лес, по протоптанной среди деревьев тропе, и вышел на поляну, которую не было видно со стороны дороги. Связной его ждал.

— Как мне тебя называть? — спросил он, когда Ян подошел ближе.

— Билл.

— Ага. А я Брэкли, и это не подпольная кличка, и мне плевать, если кто об этом знает. Я свой срок оттянул и глаз там оставил, чтоб никто не сомневался. — Он ткнул пальцем в черную повязку. Ян рассмотрел сморщенный шрам, пересекавший щеку и лоб и уходивший под вязаную шерстяную шапку, натянутую почти до бровей. — Они уже много лет хотят прикончить старого Брэкли, но не получается пока. Мерзнешь?

— Не очень.

— Это хорошо. А если бы и мерз — все равно. Пока не стемнеет, машина не придет. Ты про трудовые лагеря что-нибудь знаешь?

— Мало. Почти ничего. Знаю только, что они существуют.

Услышав этот ответ, Брэкли хмыкнул и кивнул головой.

Потом вытащил из кармана плитку прессованного табака и откусил.

— Как раз этого им и надо. — Жуя табак, он говорил не очень внятно. — Если ты не такой, как все, — тебя, значит, сюда. Может, и на десять лет, лес валить. Для здоровья полезно, если только караульщикам поперек не встанешь. А то вот, — он снова ткнул пальцем в повязку, — или еще похуже. Можешь и вовсе жизни лишиться, им плевать. А когда срок оттянешь — оказывается, что тебе еще такой же срок надо отработать здесь же, на поселении, чтобы дымком не баловался, значит. А работы-то и нету, кроме как овец пасти. Вы там — ты уж меня прости, ваша честь, — небось любите кусочек мясца зажевать, верно? А здеся у несчастных пидарасов все задницы напрочь отморожены, чтобы вам того мясца досталось. Так что десятка в зоне да после еще столько же при овцах — большинство и не возвращается обратно на юг. А тем и хорошо, у них, вишь, рыла не замараны — могут, значит, и на юге оставаться. Хорошую систему придумали, отлично работает.

Он сплюнул — на снегу расплылось большущее коричневое пятно.

— А бежать нельзя? — спросил Ян.

Становилось холодно, и он начал притопывать, чтобы хоть как-то согреться.

— Из зоны-то выбраться можно. Там пара ниток колючки, всего и делов. А дальше-то что? Вокруг ни души, на дорогах патрули, в поездах тоже. Выбраться на волю не штука, а вот остаться на воле… Вот тут и входит в дело старый Брэкли, с ребятами своими. Мы уже свое отсидели, теперь на свободе, но с Нагорья, значит, нам дороги нету. Они думают, пока мы здеся — так от нас никаких хлопот. Но если кто через забор пролазит — то сразу к нам, так что хлопот от нас порядком. Потом мы беглых отсюдова переправляем на юг. Как по подземке. Передаем их вашим. Нынче вам какой-то особенный понадобился, из камеры аж самой Безопасности. Не просто это будет.