Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

— Где он? — негромко пробормотала канонисса. Марина почувствовала себя неловко. Чужие тайны ее никогда не интересовали.

— В закрытой ложе, — так же тихо отозвался тип, тщательно разглядывая скульптуру. Никто, кроме попавшей в ловушку баронессы, не обращал внимания на эту парочку и вряд ли слышал хотя бы слово из их разговора. — Просил не мешать ему и быть сдержаннее. Ваше тесное общение с молодым человеком может вызвать подозрение. Дальше он справится сам.

В ответ старуха что-то недовольно пробурчала и неожиданно подмигнула Марине. Баронесса нахмурилась. Старуха, похоже, плела какую-то интригу и при этом совершенно не таилась от нее. Почему? Хотела сделать своей сообщницей? Но обходные пути — не для дочери адмирала Кринеля.

Наконец Марине удалось отцепиться от решетки. Скорее на свежий воздух!

— Гражданка!

Что нужно этому юнцу? После конфуза в зале было неловко смотреть ему в глаза. Хотя почему она должна краснеть перед новым прихвостнем Нуарона?

— Я понимаю ваши чувства, но стоило ли вам вступать в дискуссию? — негромко произнес он. — Не разузнав подробностей, не просчитав последствий. А вдруг это только навредит вашим друзьям или вам самой?

— Не смейте меня учить, юнга, — вспыхнула баронесса. — Я не умею врать и изворачиваться — Море этого не любит. А вот вам теперь без лжи не прожить! У Нуарона преуспевают лишь подлецы.

— И все-таки будьте осторожны. — Юнец давал советы, словно умудренный опытом старик. — Мне бы не хотелось, чтобы вас отправили в Тисен.

— Тогда у меня к вам будет одна просьба, — процедила баронесса.

— Какая?

— Если ко мне пошлют ополченцев с приказом на арест, посоветуйте Нуарону подобрать самых подтянутых. У нас на флоте расхлябанность не терпят!

В День Торжества Разума торжествовала даже погода, подарив в беспросветной череде дождливых дней один — ясный и теплый. Солнечные зайчики весело прыгали по комнатам старого особняка семьи Дюваль, отвлекая от дел.

Министр захлопнул шторы, поудобнее устроился в кресле и снова взялся за пробирку с белым песком. Экипаж депутата Люсьена Грави уже приближался к Триумфальному полю. Следует быть начеку — неожиданно для себя министр стал участником интересной игры с непредсказуемым финалом.

Луи Дюваль всегда вел упорядоченную и размеренную жизнь. Это ничуть его не огорчало. Напротив, он всегда считал, что так и должно быть. Судьба постоянно подбрасывала ему все новые и новые испытания, но от идеи размеренности он так и не отказался. Он просто усложнял свой жизненный график, составляя схемы, которые даже и не снились твердолобым схоластам из Академии Наук.

Однако маленькая пробирка с песком не укладывалась ни в какую схему. Она открыла перед ним удивительную возможность прожить еще одну жизнь, дала ему силы что-то изменить, исправить. Он мог предстать перед окружающими другим человеком — молодым, обаятельным, полным сил. При этом — не выходя из собственной библиотеки.

Чтобы ничто не мешало сеансам, министр давно уже не появлялся на заседаниях Национального Собрания под предлогом слабого здоровья. И пока симулировать у него получалось лучше, чем у Альены — изображать обмороки.

На делах это никак не сказывалось: те немногие вопросы, что оставались в его ведении, Дюваль успевал решить в промежутке между сеансами. Единственное, от чего он не мог отказаться, — это от докладов у королевы. Там он встречался с канониссой, которая практически не выпускала племянницу из вида, но обменивался с ней лишь двумя-тремя пустыми фразами. Все остальное время он уделял Люсьену.

— Тпру, приехали! — Мрачный возница, бывший личным кучером Дюваля, обернулся к депутату: — Вот и Триумфальное поле. И что они тут понастроили?

Площадь на окраине города, с древних времен утоптанная ногами воинов-победителей, превратилась в огромную театральную площадку. Все, как задумал организатор праздника маэстро Давидо. Большую ее часть оградили и предоставили зрителям, для почетных гостей установили трибуну. С северной стороны, где во время парадов стоял помост для короля и его свиты, соорудили сцену. К помосту пристроили ступени, исписанные различными формулами и цитатами. На помосте поставили три скульптуры в полтора человеческих роста в виде девиц с лавровыми венками, изображавших Победу, Славу и Торжество. А вокруг возвели огромные колонны из веток, символизировавшие дремучесть народных масс. Сам маэстро Давидо метался между колоннами и давал последние указания хористам.

Однако собравшуюся вокруг сцены толпу странные конструкции не волновали. Пришедшие на церемонию зрители шумели, переругивались, хохотали, но при этом были явно довольны жизнью. Те же бедняки из столичных трущоб, что недавно с такой злобой штурмовали дворец в поисках хлеба, теперь с радостью готовы были внимать зрелищу.

— Дорогой Грави! — Навстречу Люсьену семенил тип с вечно грязными волосами. Коллега Пату был одним из доверенных лиц Нуарона, исполнителем различных поручений и постоянным членом комиссии по распределению государственных доходов. К взаимной выгоде как самого депутата, так и его покровителя. — Вы здесь! А то маэстро волнуется, — ворковал он. — Впрочем, я уверен, если вы скажете ему пару слов, он тут же успокоится. С вашим-то даром убеждения…

Луи поморщился. В кругу Нуарона стало хорошим тоном восхвалять ораторские способности Люсьена. Пример подавал сам бывший граф, то ли желая привлечь молодого коллегу, то ли подшучивая над ним.

— Вы правы, маэстро уже ждет меня! — Нужно было как-то отвязаться.

— Кстати, я вчера заезжал к вам, но ваша хозяйка заявила, что вас нет дома! — Пату явно не понимал намеков.

Дюваль усмехнулся. Хозяйка квартиры, где оставался Люсьен между сеансами, была старым агентом министерства. В ее преданности и верности Луи не сомневался. Если ей приказано никого не впускать, она и не впустит.

— Простите, но я репетировал свою речь на церемонии и просил не беспокоить меня. Вы же понимаете, как сегодняшний успех важен для Нации. — Этим Пату должен удовлетвориться.

Но тот не унялся и поспешил вслед за Люсьеном. Луи поморщился: Пату напоминал ему эмигрировавшего первого министра, который тоже говорил не переставая и при этом под шумок неплохо наполнял собственный карман. Однако если коллеге и поручили какую-то роль, о которой Дюваль пока не догадывался, то явно не главную. Не тот у него характер! Поэтому министр перестал прислушиваться к Пату и глазами Люсьена внимательно осмотрелся.

Ага, вот и он! Недалеко от помоста пристроилось шесть рабочих сцены, среди них — тип в потертом синем сюртуке. Что же, один из лучших агентов министерства, известный как папаша Рене, был на посту. Пара знакомых лиц мелькнула в толпе хористов, а еще десяток агентов рассредоточился в толпе зрителей. Все заранее получили инструкции и были готовы к любым неожиданностям.