Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

— Что-то не так с оружием? — любопытствует коричневый сюртук. Наверняка газетчик, наверняка его репортажи тысячу раз читаны, но лица за строками не разглядишь.

— Всего лишь занятное совпадение. Капитан Пайе де Мариньи, мой шеатский друг, высочайшего мнения о револьверах мсье Давима. Собственно говоря, бабуина я застрелил из тяжелого револьвера его работы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Всего лишь то, что есть оружие для войны и диких земель, а есть для таких вот случаев.

Две воткнутые в землю трости. Обозначенный сломанными ветками барьер, сочная зелень кустарника, серебро буковых стволов. В прошлый раз под ногами были желтые листья…

— Готовьтесь.

Что бы сказали те, кто писал дуэльный кодекс своей и чужой кровью, о господах, обменивающихся парой выстрелов для поднятия аппетита? «Все мельчает», как сетуют старики… Уже измельчало. Изделие мастера Давима смотрит в небо, небу все равно.

— Сходитесь.

До барьера было десять шагов, но Поль не успел сделать и пятого, когда невозмутимо шагавший навстречу Брюн остановился и выпрямил руку с пистолетом, раздался одиночный треск. Мимо, чего и следовало ожидать. Теперь наш черед, и хорошо. Не будем тянуть время, не за кровью сюда ехали.

Поль направил пистолет в сторону противника, тот, как и положено, замер на месте. Стрелять выше не хотелось, лучше уж взять слегка правее… Дюфур сощурился и нажал на спусковой крючок. Вот и все, господа, пора завтракать.

Курок уже обрушивал свой удар на капсюль, когда фигура противника внезапно дернулась. Резко. Неожиданно. Непонятно. Облачко дыма на секунду скрыло депутата, а когда рассеялось, Брюн валился на траву. Мешком.

Коричневый сюртук и щеголеватый статный доктор кинулись к своему подопечному. Поль, ничего не понимая, повернулся к Жоли, чтобы услышать слова, готовые сорваться со своего собственного языка:

— Да какого дьявола он дернулся?!

Потом они, путаясь в траве, бежали к упавшему, и Жоли все не унимался.

— Это нарушение… — возмущался он на бегу, — очевидное даже невежде… Потрясающе!.. Неужели господин… депутат струсил?

— Он ведь… уже стрелялся…

— Да помню я… Помню… Но такое неприличие… Считай, мы их раздавили!

Они подоспели, когда врач закончил взрезать на лежащем одежду, и Поль, не выдержав, чертыхнулся. Пуля под углом вошла в грудь между ребрами, рядом с грудиной, крови почти не было. Тело мсье Брюна заросло густыми курчавыми волосами, это казалось насмешкой. Из-за проклятого бабуина, которому он тоже всадил пулю в грудь, да еще во всех подробностях расписал, как это было.

Жоли присвистнул, но промолчал. Зато не собирался молчать коричневый сюртук.

— Ну зачем?! — суетился он. — Скажи, зачем ты сошел с места? Какая дурь тебе ударила в голову?!

Ответа не было, хотя раненый сознания не потерял. Поднявшийся на ноги с весьма мрачным видом доктор переглянулся с отдувающимся коллегой. Эскулапы отошли. Дюфур зачем-то двинулся за ними, как и де Шавине.

— Господа, прошу вас сохранять спокойствие, — словно с кафедры, возвестил врач противника. — Пуля, скорее всего, попала в одну из легочных артерий.

— Согласен, коллега. Господа, рана, вне всякого сомнения, смертельна.

— Сколько продлится агония? — невозмутимо уточнил де Шавине.

— До десяти минут.

— Скорее шесть-восемь. Ну и протокол нам предстоит… Лет пять такого не было! Кстати, Дюфур, вы-то не ранены?

— Нет.

— Дайте руку.

Доктор с хищным видом щупал пульс, он больше не казался ни сонным, ни раздосадованным: все в порядке, дуэль оказалась дуэлью, а не утренним моционом, только с кем же стрелялся депутат Брюн? С Полем Дюфуром или с… басконцем?

— Господа, нам следует вернуться к раненому, — все так же спокойно напомнил де Шавине. — Конечно, если мсье Дюфуру неприятно…

Они вернулись вместе. Брюн был еще жив и смотрел на вершины деревьев. Коричневый сюртук что-то страстно доказывал Жоли, тот слушал; бледный, как шампиньон, центрист сжимал и разжимал руки в элегантных светлых перчатках. Поль совершенно не к месту вспомнил о завтраке у мсье Жерара, который уже заказал Руссель. Их ждут к половине двенадцатого, и они, похоже, успевают, только завтрак не состоится, потому что придется срочно править специальный выпуск. Журналист привычно потянулся к отсутствующим часам, и тут раненый заговорил. Отчетливо, хоть и прерывисто.

— Она… была… С отме… тиной… Я… я… с детства… ненавижу… яще…

Брюн судорожно втянул в себя воздух и замолчал. На губах выступила кровавая пена, очень немного. Оба врача почти синхронно кивнули — мертв.

— Что ж, — де Шавине обвел собравшихся глазами, — займемся протоколом. Считаю необходимым обозначить, что имел место несчастный случай, в котором нет и не может быть злого умысла.

Некоторые руки очень не хочется пожимать. Некоторые руки в некоторых обстоятельствах нельзя не пожать.

— Благодарю вас, барон, — поблагодарил Дюфур, шаря взглядом по траве. Он разглядел возле правого ботинка Брюна слизняка и чуть дальше пару каких-то жучков. Ящерицы видно не было, хотя она в любом случае давно бы сбежала.

— Господа! — выкрикнул коричневый сюртук, тыча куда-то пальцем. — Господа, вот же она!.. Вот!!!

Поль обернулся. На стволе ближайшего бука вниз головой висела зеленая тварь с локоть длиной, ее горло раздувалось и пульсировало, треугольную голову украшал белый нарост, и никто в здравом уме не назвал бы ее мелкой и безобидной.

«Государственный переворот»

Кондуктор крикнул занимать места, и капитан Пайе поднялся в вагон. Раздался свисток; полупустой поезд медленно тронулся, ползком миновал освещенный дебаркадер и выбрался в темно-синюю осеннюю ночь. Анри ехал вторым классом, потому что не считал правильным платить за двадцать часов пути больше сотни и потому что не терпел навязчивой услужливости, присущей дорогим отелям, ресторанам, поездам. Единственной роскошью, которую позволял себе легионер, было дорогое оружие и хорошее белье. На это средств хватало, хотя порой Анри и сожалел об упущенных сперва дедом, а затем и им самим возможностях; прошедший год, впрочем, времени для сомнений и сожалений не оставлял. Утвердившиеся в Хабаше алеманы преподносили все больше сюрпризов; они нацелились на Аксум, и остановить их можно было, лишь войдя туда первыми.

В Шеате не сомневались: ждать осталось в лучшем случае до конца дождей, пока же Легион выдвигал форпосты за Реку и принимал не слишком удачное пополнение. Время для отъезда было самым неподходящим, но военного положения еще не объявили, а срок, в течение которого офицер Легиона не вправе настаивать на немедленном отпуске, капитан Пайе давно отслужил.