Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

В шкуре пророка было неуютно, но присущий Полю здравый смысл подсказывал: причиной катастрофы, если таковая, разумеется, случится, станет либо колонна, либо толпа. Мсье инженер суетился среди каменщиков и был недоступен, зато Дюфур заприметил знакомого жандармского полковника. Они пожали друг другу руки, и журналист напомнил о давке на венчании са́мого бездарного из Клермонов. Полковник объяснил, что на крышах размещены наблюдатели и в случае необходимости подходы к площади перекроют за считаные минуты. Кроме того, в толпе дежурят переодетые агенты. Поль поблагодарил и откланялся: безопасность Маршана газетчика не волновала, хотя какой-нибудь сторонник басконца вполне мог явиться с револьвером, да и с премьера сталось бы разыграть в столь знаменательный день покушение на свою особу.

Фонтэн все еще был занят, и Поль, лавируя в негустой толпе, вернулся к трибуне. Высокие персоны уже начали прибывать. Наиболее популярных или озаботившихся клакой приветствовали здравицами и аплодисментами. Нескольких военных встретили не очень благожелательно, хотя и не свистели. Поль зевнул и принялся просматривать газеты. Собратья отбывшего в провинцию вместе с супругой Пикара не жалея сил объясняли, почему надо снести колонну и как будет после этого хорошо. Не обошлось и без карикатур: омерзительное чудовище, скорее драконо-, чем птицеобразное, выбиралось из своего логова, чтобы со спины напасть на прекрасную Республику. В качестве логова фигурировал злосчастный монумент.

— А вы, Дюфур, отважный человек, — заметил коллега из «Сирано». — Больше года пугать читателей василисками и явиться в такой ужасный момент в такое ужасное место.

— Ну что вы, — потупил взгляд Поль, — разве же это отвага? Вот годами хладнокровно играть в карты с самим Сент-Арманом… Прошу простить.

Стук молотков стих — каменщики закончили свою часть работы, и Дюфур бросился наперерез господину инженеру. У трибуны раздались крики — появился Маршан, но Поль даже не обернулся. Застигнутый врасплох Фонтэн согласился развеять опасения публики. Он осознавал важность своей миссии и не собирался допускать ни случайностей, ни неудач. Все тросы были тщательно проверены, лебедки испытаны под соответствующей нагрузкой, рабочие и помощники — детально проинструктированы. Обстоятельность и дотошность проекта удовлетворили бы самого кайзера, даром что Фонтэн был родом южанин и в обычной жизни отличался как темпераментом, так и страстью к экспансивным выходкам. Так то в обычной, сейчас же, на глазах стольких важных персон, журналистов, публики, инженер был сама деловитость. Еще бы: удачное завершение работ всему миру покажет, насколько хорош Андре Фонтэн, и, чего уж скрывать, принесет новые выгодные заказы.

— Нет-нет, — увещевал он, — беспокоиться не о чем. Колонна упадет вдоль рю дю Тампль точно на подготовленные подушки. Я не исключаю, что она расколется, но все, что нам угрожает, — это облако пыли и специфический запах.

— Вы уверены?

— Разумеется, молодой человек! Я и мои помощники обошли все установленные на площади механизмы и тщательно проверили каждый элемент, не забывая и о рабочих. Кого-нибудь могли угостить стаканчиком-другим, с жаждущей развлечения публики станется, но нет, все трезвы и свои обязанности помнят назубок… Я вижу, мсье премьер уже здесь. Без пяти два, пора.

Эжени казалось, что оркестры играют нестерпимо громко, будто музыканты вознамерились обрушить монумент, как стены Иерихона; трубные торжествующие звуки вызывали головную боль, но молодая женщина терпела. Анри извинился и отошел, баронесса осталась одна, потом появились три дамы и тихий пожилой господин, их кресла были по другую сторону прохода. Господин поздоровался и выразил соболезнования, Эжени ответила и торопливо поднесла к глазам театральный бинокль. Сверху подступившее к разборным решеткам людское сборище казалось шевелящимся ковром, а мальчишки, облепившие голые каштаны, — вертлявыми жучками.

Подошел официант, принял заказ у соседей, что-то спросил, Эжени, почти не понимая, кивнула. Оказалось, она что-то заказала для себя и Анри. Кузен вернулся, как раз когда подали кофе, женщина тронула дымящуюся чашечку, но горло сдавило, и кофе так и остался на столике рядом с сахарницей и пустой пепельницей. Музыканты замолчали, стало слышно, как тихий господин перечисляет политиков и коммерсантов. Это мешало и сбивало с мысли. Эжени пыталась сосредоточиться, а в голове крутились обрывки бравурных маршей и полузнакомые имена.

— Мадам, ваш кофе почти остыл.

— Вы! — вскрикнула Эжени, и сидевшая через проход дама удивленно обернулась. — Слава богу!

— Отсюда лучше видно. — Дюфур немедленно уселся, загородив любопытную соседку. — Я не заметил внизу ничего опасного. Фонтэн и жандармы знают, что делают, колонна упадет куда требуется, а давки не допустят, даже если на площадь выбежит тысяча ящериц. Конечно, может начаться пожар или от сотрясения рухнет какой-нибудь балкон — не наш, мы слишком далеко, и здание совсем новое…

— Я проверил ближайшие лестницы, — перебил кузен. Анри и Поль говорили быстро и тихо, словно Эжени здесь не было. — Спасибо Маршану, в отеле нет постояльцев, только приглашенные и прислуга. Если придется выбираться, лучше на рю де Мюра через подвальный этаж. Там подсобные помещения… Я поговорил со швейцаром, он из Легиона и не дурак.

— Отлично. Мадам, обещайте, что будете нас слушаться.

— Но, — начала Эжени и, вспомнив о соседях, тоже понизила голос, — я же объяснила почему. Я…

— Мы помним, но де Шавине пытался спастись. Следуя вашей логике, вы должны поступить так же. К тому же, если останетесь вы, останемся и мы.

— Это следовало сказать мне. — Анри посмотрел в глаза Эжени. — Кузина, вы знаете, что в Легионе запрещены дуэли? Их заменяют рейды за Реку. Не в одном отряде, само собой. Могут вернуться оба, может кто-то один или вообще никто, но полковник свидетельствует, что дуэль состоялась. Если считать вас и барона де Шавине…

— Господа, — кокетливо произнесла все та же дама, — начинают. Какая жалость, что мы не слышим речи Маршана!

— Завтра она будет во всех газетах, — откликнулся Дюфур, — но вряд ли он затмит «кровавый ручей в мирном саду» от покойного Пишана.

— И все равно как бы я хотела слышать! Это несправедливо — лишать нас того, что позволено толпе…

Дюфур что-то ответил, что именно, Эжени не поняла: баронессу накрыла знакомая по снам волна ужаса; ее тянуло закричать, вскочить и убежать — в подвал, в Клены, на Золотой берег, куда угодно, лишь бы не слушать гул толпы и не смотреть на доживающую последние минуты колонну. Внезапный грохот оркестра заставил женщину вздрогнуть. Наверное, она переменилась в лице, потому что взгляд Анри стал тревожным. Кузен коснулся ее руки и одним губами спросил: