Teronet - Боги и Боты

Не знаю, было ли ей приятно. Я особо не заботился об её ощущениях. Я чуть не умер на минуточку! Кто знает, сколько мне ещё даровано?.. Надо действовать быстро и решительно, а думать и разговаривать будем потом… если позволят.

— Ну, вот и всё… финиш (всё-таки они хорошо надо мной поработали — чувствую себя как молодой бык, готовый к оплодотворению всех вкусно пахнущих тёлочек).

— Vsyo? Kakii ischo kaprizi u bal’nova? [4] Всё? Какие ещё капризы у больного?

Она убрала прядь своих полуседых волос со лба, нашла скомканные трусики и засунула их в свой карман. Потом сдвинула руками края разошедшейся по шву ткани халата — та тут же срослась. Я сообразил и сделал то же со своими пижамными брюками — они так же срослись. Дыхание постепенно восстановилось. На меня накатило стыдливое чувство вины. НЕУЖЕЛИ Я ЭТО СДЕЛАЛ?!

— Сорри. Не удержался… Может, сходим сегодня вечером куда-нибудь, — это я, наверное, глупость щас сказал?

— Vecheram — u menya lichnaya zhizn’. Satri zdes’. [5] Вечером — у меня личная жизнь. Смотри сюда!

Она показала на небольшую татуировку на шее. Вписанный в круг двусторонний древнегреческий топор.

— Эт чо такое?

— Ya — lesbi. Znachit — s men-ami ne splyu. Fiksiruy — prigadica. [6] Я — лесбиянка. Значит — с мужчинами не сплю. Зафиксируй — тебе пригодится.

Весь её тон демонстрировал и обиду, и желчь, и даже какое-то превосходство и брезгливость.

— Вас клеймят уже? Полезная штука.

— Kleymim sibia sami, no ne vse. Toka geneki… [7] Клеймим мы себя сами, но не все. Только генетические…

— Ясно… Надеюсь, ты не в обиде? — я постарался улыбнуться и выжать из себя максимум обаяния, на какое был способен. — Друзья? Я, видишь ли, сто лет уже без этого… ну и не удержался. Ты ведь расскажешь мне ещё что-то об этом вашем мире.

— Ya ne abidelas’, vse norm. Eta — rabota. [8] Я не обиделась, всё нормально… Это — мая работа…

Она присела на кровати и навела какой-то луч, исходящий из кольца на руке на свой живот.

— Nada srochna delat’ nana-chistku. [9] Надо срочно делать нано-чистку.

Ну конечно, мои сперматозоиды видимо так и прут к её яйцеклетке на всех парах — её луч именно это показал?

— А мне чо делать?

— Ni na kavo ne napadat’. Good? Ya bistra. [10] Ни на кого нападать. Хорошо? Я — быстро.

Грациозно скользнула сквозь щель в стене и пропала. Как они все от меня разбежались молниеносно, как будто за инструкциями. Что со мной дальше делать? Не знают.

Можно пока хотя бы оглядеться. То, что я считал окном, оказалось чем-то вроде стереоизображения, висящего на стене. На нём с достаточно реалистичной перспективой имитировался вид из окна на потрясающий лесной пейзаж. На самом деле окон в этой палате не было, но свет хороший, идёт как бы отовсюду и глаза не режет, и тепло ощущается. Как будто — естественный, солнечный. В обстановке ничего лишнего. Я бы даже сказал — совсем ничего. Моя койка это нечто не делимое на составные части. Пощупал бока и понял, что — некий целостный материал, наверху помягче и вязкий немного, а чем ниже, тем жёстче. Стулья, на которых сидели Сирена и Горлов, по ходу из того же материала белого цвета, почему-то без спинок. На прикроватном столике лежали фрукты. Сперва я даже подумал, что — бутафория, настолько они казались нереально идеальными. Взял машинально яблоко и надкусил — скулы свело с непривычки, но сок, такой сладкий с небольшой кислинкой брызнул мне в рот. Это было волшебно.

На левой стене обнаружил зеркало и попробовал встать, чтобы посмотреться в него…

Стоять и идти было нелегко — ощущались кое-какие проблемы с равновесием и мышцами. По полу было приятно идти босыми ногами — он был упругий и прохладный. Сделав пару шагов, я почувствовал судорогу в левой икре и упал. Пол принял моё тело на удивление мягко как батут, но такая мягкость возникла лишь в момент падения. Упругость тут же вернулась и не пропадала, пока я вставал и снова пытался идти, держась за стену. Так, я еле-еле доковылял до зеркала и поднял глаза. На меня смотрел человек, которого я никогда не видел и вряд ли бы узнал, когда бы встретил. Ему было лет 40, а мне, как я себя помню — всего 25. Кожа была отвратительного коричневатого цвета. Борода и волосы на голове явно были пострижены наспех, чтобы просто не мешались, и потому торчали как слипшиеся клочья. КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК? ЭТО ЯВНО БЫЛ НЕ Я. ЧТО СО МНОЙ ПРОИЗОШЛО ЗА ЭТО ВРЕМЯ? ПОЧЕМУ Я ВЕДУ СЕБЯ И ГОВОРЮ ТАК, БУДТО В МЕНЯ КТО-ТО ВСЕЛИЛСЯ?

— A vot ya snova. Lubuites’? [11] А вот и я снова. Любуетесь?

Она показалась в отражении, как с обложки глянцевого журнала. Яркий контраст с моей рожей. С горькой усмешкой я решил, что, даже не будучи лесбиянкой, любая женщина стала бы ею рядом со мной.

— С этим надо чо-то делать.

— Hatela s etava nachat’, no menya aperedili. [12] Хотела с этого начать, но меня опередили.

Очередной упрёк в голосе, но уже менее язвительный, видимо, начала постепенно отходить.

— Ну, и какие идеи?

— Budem delat’ plastiku i malazhenie. [13] Будем делать пластику и омоложение.

— Прям здесь?

— Net. Zdes’ nipaluchica. Vam nada bol’she hadit’. Pademte v kabinet. [14] Нет. Здесь ни получится. И вам надо больше ходить. Пойдёмте в кабинет.

— Падёмте! — над этой моей пародией она даже рассмеялась.

— Oy! Zhdite!

— Чо такое?

— Tapki!

Перед койкой лежали два тапка с отсутствующим верхом. Точнее верх был раздвоен и свисал по краям подошвы. Я поставил на них ноги, а Сирена присела и лёгким движением рук свела половинки верха на каждом тапке вместе. Те, разумеется, срослись. Причём так, что обувь стала плотно прилегать к стопе.

Потом она выпрямилась, взяла меня под руку, и мы проскользнули сквозь небольшую щель в стене, которая распустилась перед нами и сошлась сзади. В широком и таком же белом коридоре стояли два телохранителя с застывшей мимикой и какими-то мутноватым белёсыми глазами, в одежде, ничем не отличающейся от одежды медперсонала. Посреди коридора двигался участок пола. Мы с Сиреной встали на него и поехали, а боты несколько угловато, механистически, двинулись пешком за нами. В коридоре были всё те же самые белые стены с редкими вертикальными полосками (типа, дверьми). Практически восемьдесят процентов площади стен занимали светящиеся прямоугольники, транслирующие в 3D-проекции различные сюжеты. Около некоторых останавливались люди и как бы на ходу в процессе бурного обсуждения пальцами двигали изображения, и даже отдельные объекты на них: «Etat „trikster“ tireaet reiting. Uberite ivo na vtaroy plan» «Kuda ya ivo uberu?» «Sho Kuda? Suda uberite! Sho ya vso sam doljen delat?»

Часть людей, а, может, и не людей в коридоре имели такие же искусственные лица и мутные глаза как у охранников.

— Эт чо у них с глазами?

— Eta botiki. U ludey — linzi. Smatri zhdes.’ [15] Это боты. У людей в глазах линзы. Смотри сюда.

Она оттянула пальцем кожу под глазом, и я даже разглядел какие-то микро-микро схемы.