Мария Огнёва - Алиар

Тэрн сглотнул.

— А что будет с твоей душой, если ты попадёшь в Пропасть?

— Понятия не имею.

— Но… но… а как же мир? Как же твоё дело?! Зачем-то же ты занимался этим столько лет! Что будет, если ты просто… исчезнешь?

— Думаю, будет плохо. Наверное, этот мир превратится в редкостное болото. Хотя есть и другой вариант.

Интуиция сказала, что вот сейчас будут по-настоящему плохие новости.

— Может случиться, что после этого трещина не сойдётся обратно. Тогда в Алиар ворвётся слишком много энергии. Результат… непредсказуем. Но не бойся: если его разорвёт изнутри, то мгновенно. Никто ничего не почувствует.

Тэрн внимательнее посмотрел на Джона. Такой спокойный. Вот он — Повелитель Мечей. Тот, кто воскресал сотни раз, и сотни раз продолжал свою войну… кто отрёкся от своей жизни, чтобы сделать что-то бесконечно далёкое от человеческого понимания, а теперь покончил с делами и собирается уйти на покой.

— То есть, Пророчество всё-таки право: ты собираешьсяразрушить мир.

Джон пожал плечами.

— Изначально не хотел. Но не остановлюсь, если придётся… Свою задачу я выполнял много лет и считаю долг оплаченным. Что будет теперь — не мои проблемы.

— А зачем ты вообще стал этим заниматься?

Тэрн уже спрашивал когда-то. Он не помнил, что ответил Джон — то ли «Ты не готов слышать», то ли «Я не готов рассказывать»… или, кажется, оба сразу.

— Меня попросил об этом… тот, кого я очень уважал. И кому был всем обязан. Он сказал, что это временная мера. Я не учёл, что у нас с ним… разные понятия времени.

Раньше Тэрн не думал, что его голос может быть настолько хриплым:

— Дэйниэл?..

— Да. Дениел.

Джон на секунду отвёл взгляд, а потом повторил:

— Теперь это снова его проблема.

Тэрн надолго замолчал, пытаясь осознать всё услышанное. Наверное, ему нужно перестать полагаться на себя и больше слушать людей знающих. Джон оказался совершенно прав: он не был готов это слышать.

— А если ты всё уже спланировал… и всё это произойдёт не раньше, чем через пятьсот лет… что ты всё время считаешь?

— Я подумал: вдруг это можно приблизить.

— Не надо, — пробормотал Тэрн. — Пожалуйста… не надо…

Джон сцепил руки в замок.

— Ты тоже мне очень дорог. Я постараюсь не делать этого при тебе. Я хотел бы посмотреть, как ты проживёшь, провести с тобой больше времени. Но если вдруг мне выпадет шанс — я не откажусь. Извини.

Тэрн молчал.

— Я прожил на тысячу лет больше, чем мог вынести. И в прошлый раз, когда упустил возможность… это было слишком тяжело, хотя, может быть, и стоило того. Но я не… я бы сказал, что не перенесу второй раз, но это самое худшее — я его перенесу. Прости, Тэрн, я понимаю, что для тебя звучат ужасно мои слова про разрушение мира… но ты просто пока не понимаешь. Как и то, почему я убиваю каждый Виток, и почему это ничего не значит… смерть тела неважна, Тэрн. Страшна только смерть души.

Он помолчал и добавил:

— Наверное, я зря рассказал тебе. Ты всё ещё был не готов.

Он аккуратно собрал тарелки и вышел. Тэрн так же смотрел в стену.

Прошло ещё несколько дней. Кина уже ничего не соображала. Она слишком устала. Она была слишком больна, чтобы это продолжать. Она… больше не могла.

Наверное, она прислонилась к дереву и, наверное, провалилась в сон — впервые за столько времени, — потому что когда Мрак предупреждающе заржал и она очнулась, было уже совсем темно, а вокруг стояло множество людей… Кина сосредоточила взгляд. Монахи… брат Елло. Да, кончилось путешествие.

— Амулет.

Она послушно сняла с шеи амулет и вручила настоятелю. Брат Елло вздрогнул и сразу же передал его монаху слева. Да, боялись они его… амулет… Джона…

Брат Елло сделал два шага назад и смерил её взглядом. Жалкое зрелище, наверное, увидел.

— Повезло тебе, дрянь. Святой дед Ушка проникся твоей историей. Он считает, что ты — заблудшая овца, и говорит, что надо лишь забрать у тебя амулет, а тебя оставить в покое. Он у нас такой добрый, наш всемилостивый дед Ушка! Ко всем, ко всем снисходит, даже к таким, как ты…

На полторы фразы голос брата Елло вместо омерзения и ненависти наполнился благоговением, но потом сорвался обратно. Кина присмотрелась. Двое монахов, стоявших ближе всех к брату Елло, были одеты в иные рясы: полностью серебряные, а не белые, как у обычных монахов, и не белые с серебряной отделкой, как у завандрского настоятеля. Адепты Серебряного Храма, значит… Святой дед послал проконтролировать… Ну, спасибо, дед Ушка, может, и не убьют.

Брат Елло говорил что-то, но Кина не слушала. Она пришла в себя лишь на словах монаха в серебряной одежде:

— Тебя никто не тронет, дочь наша. Тебе будет порукой слово самого святого Ушки, — Кина видела, как скривился брат Елло, а с ним ещё несколько мужчин, — и ни один монах не осмелится его нарушить.

Стальным был его тон. Стало ясно, что и впрямь — не осмелится. Потому что преступившего приказ подлеца-монаха быстро устранят другие монахи, добрые. Причём достанут всех-всех-всех, причастных к случившемуся. Ох, как Елло глазами прожигает…

— Иди, дочь наша, — вступил второй монах. — Мы верим, что ты просто ошиблась. Не может простой человек распознать ложь самого воплощения зла… Иди и не совершай больше таких ошибок.

Они её отпускали. Кажется, они правда её отпускали. Какие милые, добрые люди. Не все монахи, значит, продажные твари… не все, значит…

В своих серебряных одеждах, облечённые непререкаемой волей и добротой, на мгновение они показались Кине воплощением Святых Гелдера и Дайфуса. Она опустилась на колени и просипела:

— Благословите на новую жизнь, святые отцы.

Один из них возложил руку ей на лоб, второй сложил ладони в молитвенном жесте, и они нараспев произнесли слова благословения. После чего ушли, уводя за собой всю толпу и брата Елло.

Он слегка задержался. Обернулся, поймал взгляд Кины и демонстративно сплюнул. Она помахала в ответ.

Когда монахи ушли, Кина вскочила, начисто забыв о прежней усталости. Она заметалась вокруг коня, навешивая попону, застёгивая седло и взбудораженно приговаривая:

— Видишь, Мрак, какие дела! Не найдёт меня Джон теперь… А, что ж врать-то!.. хотел бы — разыскал давно! Новая жизнь нам только и остаётся, брат. Ну да живы и хорошо… хорошо-то как, что живы!

Она хотела сказать что-то ещё, но вдруг замолчала, а потом её вывернуло наизнанку. Кина шатнулась, прислонилась к дереву и снова сползла по нему. Мрак сочувственно покосился на хозяйку, кажется, впервые за их знакомство проявив какие-то эмоции.