Ефим Зозуля - Эскадрилья всемирной коммуны

Вдруг ослепляет яркий свет. Они в громадной зале. Колонны. Скамьи. Оружейный склад. В дверях часовые. Десяток людей за столом.

Титов узнает двух инженеров. Других он, кажется, не видал. А это кто в углу? Титов кусает губы, чтобы не выдать себя: Вардин, которого Титов сам, своими глазами, видел в покойницкой, подал ему условный знак, знак агента Г. П. У.

— Объявляю заседание открытым! — говорит инженер Сургин: — в повестке дня суд над шпионом Титовым, начальником Г. П. У.

Титов вскочил. Но Вардин опять делает ему знак. Титов держит рукоять револьвера.

Курковский кривит губы в улыбку:

— Успокойтесь, товарищ Титов.

— Обвинение, — продолжает инженер Сургин, — в следующих поступках: первое, попытка запутать Курковского в убийстве Вардина. Между тем, Вардина убил орден «Твердого знака». Второе — Титов проник в тайны заговора, втерся в доверие Курковского и даже добился командировки в «Союз Золота». Третье — по-видимому, он предполагал расстроить заговор, предупредив Пеллерова и власти о замышляемом. Признаете себя виновным, подсудимый?

Титов во время медленных слов инженера успел разглядеть подземелье. В углу был склад бомб.

— Что если пустить их и самому с ними взлететь в воздух? Дня этого достаточно выстрелить в ворох бомб.

— Вы должны были, друзья, прежде всего разоружить меня, а после уже разговаривать. Разве можно судить в помещении, где лежат бомбы? Вы наивны, друзья! Достаточно мне выстрелить в провода — чтобы мы все оказались в темноте. К чему так глупо рисковать жизнью, как вы рискуете?

Кое-кто беспокойно оглянулся на бомбы. Курковский сказал:

— Вам тоже, милейший, не захочется умирать. Мы вас привели сюда не убивать. Мы вас привели сюда объяснить, что вы имеете дело с хорошо налаженным аппаратом. Вы понимаете, как мы узнали о вас? Вы дали расписку в получении документов и бумаг для «Союза Золота». Вы забыли, что почерк — это ваш паспорт! Теперь, чего мы от вас хотим? Хотим предложить вам миллион долларов за инструктирование в управлении аппаратом «Це».

— Почему миллион, а не два?

— Потому что второй миллион вы получите, если согласитесь поступить механиком на аэротанк.

— Так. Но где гарантия, что я, выйдя на свет, не заявлю тотчас о вашей организации? — спросил Титов.

— Гарантия? Мы вам ее покажем, для этого вас и привели сюда.

— Мигрин! — крикнул Курковский.

Подошел тот, кого принял Титов за умершего Вар дина.

— Проводите арестованного подземельем под дом Пеллерова. Покажите заряженные, готовые ко взрыву щели. Он поймет, что завод в наших руках и что взорвать его мы можем в любую минуту. Нам нужно не это. Если милейший начальник Г. П. У. захочет, он спасет от гибели изобретения Пеллерова: он будет молчать.

— Идемте.

Титова повели. Он шел впереди. Его страж — сзади. Вдруг Титов услышал шепот.

— Товарищ Титов, это я — Вардин.

— Черт возьми, но ты убит.

— Убит Мигрин. Я его выделал электрическим всасывателем под Вардина, а себя под него. Понятно?

— Но даже я ошибся. Кто его отравил?

— Я.

— Что со мной сделают?

— С вами? Ничего. Выпустят. Только вы не бойтесь. Все их батареи будут разряжены. Кучка сумасшедших. Я думаю, мы их обезвредим в скором времени. Главное тешить их мыслью о синем камне, тогда они будут беречь лучше нас товарища Пеллерова…

Когда Титов приведен был снова в зал, судьи спросили:

— Согласны ли вы на сделанные предложения?

— На второе — да. Быть механиком я согласен. А если я обучу вас — вы меня отравите, как поступили с Вардиным.

В подземелье поднялся хохот.

— У вас железная логика! — закричал Курковский: — Ну-с, — добавил он, теперь идемте мирно спать, зная, что под нами на сажень глубины стоят подземные мины, готовые превратить завод в пепелище.

Утром Курковский и Титов встали как ни в чем не бывало на работу.

Пеллеров был весел. Шутил. Пришли тревожные вести из штаба.

Курковский проворчал:

— Пронюхали. Пеллеров сказал:

— Скорее бы хоть война.

— Вы милитарист, оказывается!

— Еще какой! — засмеялся Пеллеров.

Титов подумывал, как бы известить Пеллерова, чтобы он забрал у дочери своей приемной связку ключей и не оставлял ей в свое отсутствие.

Вдруг вошла Юлия. Она старалась не смотреть на Курковского.

— Папа, — сказала она тихо, — я думаю проехаться, так куда-нибудь. Возьми ключи и дай мне денег на дорогу.

Курковский позеленел. Но Юлия на него и не взглянула. Вечером она уехала. Курковский был взбешен. Ночью опять разбудил Титова.

— Как вам нравится? Уехала ведь! Вы знаете, она оставила мне письмо: говорит, хочу тебя проверить, любишь ты меня или любишь славу, которую можешь украсть при моем участии. Только для этого и уезжаю. Черт знает, что такое!

Титов теперь играл роль купленного за деньги изменника.

Он в ответ на бурную речь Курковского потребовал у него задаток.

— Дайте хоть тысяч пятьдесят. Вы думаете, легко мне продаться?

— Помилуйте, но вы войдете в историю, если согласитесь с нами лететь на аэротанке. Это будет ловкая штука — выкрасть первейшее в мире изобретение!

— Да, — вздохнул Титов, — мы будем знаменитые воры.

— Победителей не судят. Мы будем победителями, — воскликнул Курковский.

Титов слушал его нескончаемые планы будущей богатой жизни и думал:

— Какой-то золотопсихоз. Они так верят в силу золота, что поверили начальнику Г. П. У. в измене за миллион!

Утром получил Титов деньги. Изобразил жадность. Считал, пересчитывал, купил себе новый костюм, заодно известив в городе, кого следует, об усилении охраны на заводе.

В городе носились упорные слухи о предстоящей войне. Газеты полны были описаниями издевательств, какие позволяют себе усмирители рабочих в капиталистических странах.

К Пеллерову направлена была из центра военная комиссия.

Пеллеров беседовал с ней у себя в кабинете. Курковский из себя выходил:

— Юлька должна была подслушать и нам сообщить! Какая она после этого любовница! Ведь пора уже действовать. Ноябрь на носу.

Юлия приехала. Измученная, похудевшая, она не могла скрывать своего отношения к Курковскому и чуть не бросилась к нему.

Неизвестно почему — по рассеянности ли или по каким-нибудь соображениям, Пеллеров не передал связку ключей Юлии.

Курковский рвал на себе волосы:

— Упущен момент! Упущен!

Титов должен был пойти в мастерские. Это было четвертого ноября.

Ему показалось подозрительным лицо Курковского. Он был возбужден, глаза его блестели, губы подергивались судорожно.

Титов поэтому хлопнул дверью, но не ушел. Вернулся в темный угол коридора, где он сиживал уже несколько раз.

Курковский и Пеллеров работали в мастерской молча. Пеллеров заканчивал приготовление каких-то масок. Опять никто не знал ни назначения этих масок, ни состава прозрачных кружков — не то стеклянных, не то слюдяных.