Виктор Слипенчук - Звёздный Спас

Посоветовал посмотреть на всё происходящее с простых человеческих позиций, чтобы потом, в ответственный момент, не оказаться слишком близорукими.

В заключение (теперь это не казалось странным) предоставил слово Богдану Бонифатьевичу. Завлаб очень волновался, краснел, потел (вытирал платочком лоб), но высказал надежду, что опыты по изучению сверхчувственного продолжатся. А пока на две недели он отпускает всех на каникулы. Попросил Зиновия Родионова и Иннокентия Инютина задержаться, подняться к нему на кафедру. В общем, неубедительно выступил, как-то враз бросилось в глаза, что отныне в лаборатории не он полновластный хозяин.

Да и на самой кафедре, в своём обширном кабинете, он любил, беседуя, прохаживаться взад-вперед. Вдруг застывать напротив собеседника, сомкнув руки на круглом животике. Сейчас же утомлённо и безучастно сидел в своём кресле, а расхаживал Агапий Агафонович.

– У меня один вопрос к вам обоим – каким образом письмо Богдана Бонифатьевича, отправленное в урну и всё это время действительно находившееся в урне, оказалось в руках адресата?

– Элементарно, – сказал Зоро. – Была копия письма, которую я передал Инютину – догнал его в подвале, как раз перед дверью в лабораторию.

И пояснил, что любая бумага, согласно постановлению СОИС, должна оставаться на кафедре, а им, аспирантам, предписано работать только с копиями. И если руководитель опустил оригинал в урну, то это его не касается. Лично он, Зиновий Родионов, если бы не встретил Инютина, просто подшил бы копию в спецпапку, а содержание ввёл в свой компьютер.

– Прекрасно, – сказал Агапий Агафонович, потирая руки. – Теперь остаётся только сравнить наши индикаторы истины.

Он открыл шкатулку головного компьютера и усмехнулся.

– Самые плохие показатели мои и Богдана Бонифатьевича. Что касается вас, молодые люди, вы свободны.

Фиве привиделось, что она малышка, сидит у лесного ручья и ожидает синеглазого мальчика, с которым ей предстоит посадить синюю луковицу волшебного цветка. Увидев её, мальчик обрадовался, а потом смутился, боялся даже взглянуть на неё. Они очень старались, а когда посадили цветок, решили прибегать к нему каждый день, чтобы смотреть, как он растёт. Но с тех пор мальчик не появлялся у ручья, и Фива забыла о нём.

Теперь она стояла в саду, и ей почему-то вспомнился синеглазый мальчик, который даже боялся взглянуть на неё. Она стояла под раскидистой яблоней, а дедушка с дымарём в руках наклонялся над ульем, вынимал рамки и над тазом обрезал лишки сот с мёдом. Вокруг царила небесная благодать: щебет и порхание птиц, танцующий полёт бабочек и, конечно, пчелиный гуд, звучащий в пространстве ветвей, цветов и россыпей солнечного света.

– Дедушка, а что это за время Звёздного Ребёнка , которого в миру называют индиго ? Кто он такой? И почему он уже не ребёнок? – спросила Фива почти скороговоркой, показывая всем своим видом, что эти вопросы для неё малозначимы.

В ответ дед даже головы не приподнял, чтобы взглянуть на внучку, – как работал, так и продолжал работать с тою же неторопливостью. Он тоже сделал вид, что и для него её вопросы обыденные.

– Время Звёздного Спаса – это и есть Время Звёздного Ребёнка , или индиго . Это время испытаний человека, его человеческого смысла, когда благодаря Звёздному Ребёнку он сможет входить в любое из пяти пространств, соответствующих его телу, а точнее, пяти телам. Но у нового человека, индиго , должно быть шесть тел, как шесть граней у медовой соты. Потому что шестигранник – это самая оптимальная и самая устойчивая конструкция.

– Звёздный Ребёнок – кто он такой? – повторив вопрос, дед невольно призадумался. – У него шесть тел, он таким родился. Он – сердцевина будущего человека. Ему дано входить в любое из наших пяти пространств. Это талант, положенный ему Богом. А в остальном нет никакого отличия от нас. Мы ведь тоже в своих телах как матрёшки. Умрёт физическое тело, и вместе с ним все энергетические тела отомрут, но духовное, Божие, – никогда, оно вечно. По свидетельству древних мудрых книг, мы здесь, на Земле, для совершенствования своего духовного тела, для нарабатывания духовного ключика. Все святые мученики нарабатывали и получали от Бога свой ключик . В древних книгах ещё называют этот ключик Звёздным , отсюда и Звёздный Ребёнок.

– А почему он уже не ребёнок ? – повторила свой вопрос Фива и незнамо чего смутилась, и, пряча смущение, отвернулась – будто разглядывала яблоневые листочки.

Дед не торопясь, поставил дымарь на уголок открытого улья, стянул с лица защитную сетку (отбросил назад, словно капюшон плаща) и весело, но совсем не обидно засмеялся, мол, того не знает. И потому, что не знает, Фива ещё больше смутилась. Она вдруг почувствовала, что Звёздный Ребёнок – Кеша. И вновь, как при разговоре с бабушкой, ей вдруг стало смешно и весело.

– А как его станут называть, когда он перестанет быть Звёздным Ребёнком ?

– Думаю, его будут называть Новым Адамом или, в соответствии с его синей аурой, излучаемой шестым телом, Адамом-индиго. Именно он укажет человечеству путь, как обрести утраченный рай. С него-то и начнётся новое небо, потому что наше солнце и наши планеты вошли в пору такого воздействия мировых пространств, что человеку, чтобы выжить, надо уже внутренне перестроиться. Наступает время созревания человека, его духа, которое позволит создавать из хаоса материи одухотворённые формы жизни.

– Кеша – Новый Адам, Адам-индиго ?!

Ей хотелось воскликнуть: не смешите меня! Но она осеклась – никто ничего не должен знать про Кешу. Но, к её удивлению, дед сказал:

– Смешите, не смешите, но, ежели духовные силы пробудятся в нём, именно с него начнётся новое племя людей – Человечество с большой буквы. Но вот пробудятся ли?! Это, как говорится, бабушка надвое сказала. Может – да, а может – нет. Потому что мало повстречать земную любовь, надобно ещё разрушить заслон великим силам, который в самом раннем детстве был установлен ему. Установлен не по злому умыслу, как заклятие, а как спасительный родительский оберег. Воистину, воистину сказано, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

Фива коротко взглянула на деда и испугалась – это не её дед. Седовласый, в голубоватом плаще с откинутым капюшоном, он был не то чтобы страшен – чужд ей, она почувствовала необъяснимую угрозу.

Внезапно чёрная туча, словно тень Змея Горыныча, набежала на солнце, Фива ощутила мелкую-мелкую дрожь яблони, под которой стояла. И внутренний мир, и всё-всё вокруг внезапно стало сворачиваться и сбегаться как бы в огромный вращающийся шар. Шар отдалялся и сжимался, а главное – ускорялось его вращение, и ускорялся бег времени. Он превращался в некую исчезающую пронзительную точку, исчезновение которой связывалось с исчезновением всего земного, в том числе и её самой.