Виктор Слипенчук - Звёздный Спас

Но что он может один? Один в поле не воин. Один – это же капля в море. Разве что-нибудь изменится от того, что он один будет придерживаться истины?! Тут нужно, чтобы один за всех и все за одного, как за самого себя. Однако вполне возможно, что он только потому и индиго , что все его сверхспособности даны ему, чтобы начать с себя. Ведь не случайно же святой Серафим Саровский говорил: спасись сам и возле тебя спасутся десятки. А там, где десятки, – там уже и тысячи. А где тысячи – там уже и миллионы.

Всё это одним всеохватным просверком озарило сознание Иннокентия, и он твёрдо сказал:

– Один за всех и все за одного.

– Нет-нет, ни в коем случае, дорогой мой Кеша! Это философия страха. Вы пугаетесь по-земному, как простой обычный человек, а вы – индиго . К тому же находитесь в биопольном пространстве.

– Вы уже узнали моё имя? – неискренне удивился Иннокентий.

Конечно, он понимал, с кем разговаривает, но таким способом хотел отстраниться от собеседника, тем более что его фамильярность теперь особенно коробила.

– А что, это тоже секрет? – как бы пугаясь, спросил субъект.

И тогда Иннокентий заметил, что они не знакомились и тем более не пили на брудершафт.

– Ну зачем же так строжиться? Моё полное имя ППЗ, пэ-пэ-зэ.

– Может быть, КПЗ, камера предварительного заключения? – грубо уязвил Иннокентий.

Субъект, не скрывая весёлости, которая ещё больше усилила превосходство, признал, что в такой расшифровке его имя было бы, пожалуй, точнее, но в земной жизни его всё-таки чаще величали Председатель Правительств Земли, или Председатель.

– Я полагаю, что ядерные заряды взорвёте вы! – сказал Иннокентий.

– Ну что вы, дорогой собрат, вы мне льстите. Конечно, при столкновении с булыжником, подобным Фантому, всё возможно. Но это, как я уже говорил, факт второстепенный – люди уничтожат себя сами. (Он кивнул в сторону зомбированных сущностей.) Ведь они ничем не отличаются от этих, уже устроивших себе суицид.

– И всё-таки вы хотите принять непосредственное участие в уничтожении планеты, – уверенно сказал Иннокентий. – Произвести взрыв.

– Только из врождённой гуманности. Так сказать, предоставлю людям указующие вехи для их устоявшихся представлений. Кстати, люди уже много раз были на грани самоуничтожения. То у них на главном приборе вдруг западала кнопка, то глючил главный компьютер, то на радарах возникали летящие со стороны противника самолёты с ядерными бомбами, которые на поверку оказывались не более чем журавлиной стаей.

Извините, Кеша, но я вновь перейду на шёпот.

К сожалению, великому сожалению, вы не хотите понимать, что, презирая людей, я им симпатизирую. Да-да, симпатизирую! В некотором смысле исправляю родословную.

«Один за всех и все за одного!» Это очень, очень ошибочная идея! Она была хороша, когда были мушкеты и шпаги, но в наш век это глупая идея. Вспомните профессора Бреуса – есть геометрия Евклида (она применима для ограниченных пространств), а есть геометрия Лобачевского. Вы хотите вместить геометрию космоса в постулат – один за всех, все за одного. Это колоссальное заблуждение.

Он, Председатель, очень сожалеет, если смена его обличий натолкнула Иннокентия на столь ошибочную мысль. Он мог бы сказать ему, что менял свои обличья ему в угоду.

В некоторых религиозных кругах, разумеется экстремистских, бытует даже постулат: все люди – скоты. И имеют человеческую внешность только для того, чтобы им, экстремистам, было приятнее беседовать с ними, скотами. Нет-нет, он этого не придерживается и даже осуждает такой подход – попахивает примитивизмом, псевдонародной чапаевщиной. Легендарный комдив тем и отличался, что любую глупость оборачивал в свою пользу. Но вся беда в том, что от глупости нет никакой пользы. Впрочем, некоторые скоты приписывали и приписывают Чапаеву глупости, которые за ним никогда не водились.

Эврика, опять двойственность – вполне возможно, что и Василий Иванович Чапаев был индиго ! (Весело восхитился субъект.) Стало быть, какая-то истина есть в чапаевщине?! Есть. Но он осуждает такой подход.

На самом деле он явился в образе Зоро, чтобы напомнить Кеше, как они вместе пошли на обман. Как здорово, как красиво обманули всех. Даже индикаторы лжи не устояли. Вот что такое, когда они вместе, когда в тандеме. Вот что такое, когда лжёшь в удовольствие!

Да, он не будет скрывать – хотел использовать данный пунктик Инютина, но пунктик оказался слишком слабым и несущественным. Оказывается, в мире всё-таки существует святая ложь. Он сообщает это с прискорбием, потому что всё, что разрушает тандем, – прискорбно.

– Опять двойственность, но раз она не восхищает пэ-пэ-зэ, будем считать, что её нет, – явно иронизируя, сказал Иннокентий, но так называемый председатель Правительств Земли не уловил иронии, то есть на полном серьёзе воспринял: если что-то его не восхищает, то этого «что-то» просто нет.

– А как же образ Бэмсика и других? – кивнув на ковбойский пояс, сказал Кеша.

Сказал, и вновь как бы просверком озарила мысль: все, кто на поясе пэ-пэ-зэ, – это только остаточное электричество биополей, полные образы личностей отсутствуют.

С этого момента Иннокентий остро почувствовал, что так называемый пэ-пэ-зэ ищет удобного случая расправиться с ним. И это место подобрано не случайно. И не случайны меняющиеся обличья. И разговор о допотопной людской речи. Всё, всё здесь заготовлено загодя, и отступление исключено: или – или.

И он вспомнил, как, возвращаясь из дому, впервые очутился на этом замечательном холме. Именно тогда чудесная троица с великолепным мальчиком Адамом сообщила ему, что так называемый город будущего с летающими тварями он увидел как раз с места, на котором когда-то произрастало вечное дерево.

А потом они были здесь вместе с Фивой, и вечное дерево , которое стало деревом их вечной любви , венчало этот холм. И они смотрели на него как на парадную входную дверь в новый мир. А теперь здесь только столик с зелёным абажуром, они с пэ-пэ-зэ и ещё дёргающиеся и вскрикивающие сущности, присутствие которых только усиливает тягостность пустоты непонятно куда бегущего времени.

Между тем пэ-пэ-зэ распространялся, говоря, что образ Бэмсика – это его родной образ. А родной образ, как родной язык, запечетлевается в сознании отдельно от всех приобретённых. И он явил его Кеше, чтобы он вспомнил их встречу в кафе «Сталкер». Он желает, чтобы Кеша был ему братом.

И тогда Иннокентий сказал, что братом Бэмсику он никогда не будет, потому что слишком хорошо помнит их так называемую встречу. И состязаться с ним остережётся, потому что этот столик вовсе не столик, а замаскированный портал, врата ада, вход в астероидный пояс, в который превращена когда-то цветущая планета НеборобеН. И этот ковбойский пояс – жалкое подражание.