Александр Розов - Мауи и Пеле держащие мир

— Я понимаю… — священник вздохнул, — …Симпатии большинства зрителей — на стороне убийцы, но это не доказательство правоты убийцы, а доказательство того, что общество ослеплено ненавистью. Убийство бесчеловечно, значит, убийца не может быть прав.

— По вашей логике, — заметил Лукас, — любая война бесчеловечна и несправедлива.

Священник утвердительно кивнул.

— Да. Война это безрассудная попытка устранить одно зло другим злом.

— В таком случае, отец Себастиан, вы в идейной оппозиции к руководству католической церкви. Все Римские Папы признавали возможность справедливых войн.

— Лучше пусть я буду в оппозиции к Риму, чем к Нему, — спокойно ответил священник, и дотронулся пальцами до своего нагрудного креста.

— Сильно сказано, — оценила Олив, — теперь я за вас спокойна, отец Себастиан.

— В каком смысле вы за меня спокойны? — с легкой ноткой удивления спросил он.

— Просто, — пояснила она, — среди foa есть принцип уважения к индивидуальной позиции человека. А ваша позиция, как только что доказал Лукас, именно индивидуальна.

— Боюсь, Олив, я не совсем вас понял.

— Ничего страшного, — она улыбнулась, — просто я за вас рада, хотя не разделяю ваших взглядов. Спасибо, отец Себастиан. И счастливого Рождества.

Двумя часами позже. Культовый ресторан «Bloody Mary».

Этот ресторан, расположенный на юге восточного берега острова Бора-Бора, на берегу лагуны, известен на весь мир. У входа — деревянная доска, со списком знаменитостей, побывавших здесь. В колониальную эпоху, желающие пообедать или поужинать здесь заказывали столик заранее — иначе никаких шансов. А на вид «Bloody Mary», это просто деревянный пляжный павильон, стилизованный под старый туземный fare с крышей из пальмовых листьев, и песчаным полом. На полу — простые деревянные столики, вокруг которых расставлены табуретки из простых обрезков толстых бревен. Такие же простые табуретки есть у стойки бара. Но… Не все так просто. «Bloody Mary», это своего рода шедевр деревянного дизайна в псевдо-туземном стиле. Вот в чем изюминка. Кто и как придумал и раскрутил «Bloody Mary» в далеких 1970-х, теперь уже мало кто помнил, но ресторан получился действительно очень симпатичный, хотя и довольно дорогой.

Как и все предприятия иностранных концернов, оказавшиеся в зоне контроля Конвента, ресторан «Bloody Mary», принадлежащий французскому концерну «Sofiline», подвергся «четвертованию». Четверть осталась заморскому владельцу, а три четверти поступили в распоряжение (соответственно) фонда экономического развития Гавайики, локального комиссариата Бора-Бора, и трудового коллектива отеля. Исключение из этого правила, введенного Трибуналом, делалось только для предприятий, где коллектив создал свой собственный комиссариат, участвовавший в самозащите Конфедерации. Но, коллектив «Bloody Mary» в политику не лез, и ресторан был четвертован по общему правилу.

Казалось бы, этот акт революционного перераспределения в комплексе с остановкой привычного потока клиентов-туристов должен был бы разорить предприятие. Но, как оказалось, солдаты и офицеры Народного флота тоже любят посидеть в таком уютном местечке, пообщаться и вкусно покушать. У топ-менеджера ресторана в начале было опасение, что, как при большинстве национальных революций на мировой периферии, «солдаты свободы» будут жрать, напиваться и ломать мебель, а платить за все ударом ружейного приклада в челюсть официанту, посмевшему принести счет. Но как раз эти опасения были напрасны. Бойцы народного флота не только вели себя экономически-корректно, но еще обеспечивали корректное поведение любых других посетителей. В обстановке реставрации Великой Кокаиновой Тропы, последнее было крайне важно. В ресторан иногда заходили такие субъекты, что…

…Два японца, необычно-высокорослые для этого этноса, к тому же широкоплечие, и одетые почему-то в строгие темные костюмы не по климату, вошли в зал. Один из них, видимо, старший, приподнял свои темные очки и поискал глазами свободный столик. Результат отрицательный. Тогда японец медленно протянул вперед левую руку и тоже медленным движением пальцев поманил к себе официанта.

Олив Метфорт глянула на это, и вздохнула.

— Черт, так хорошо сидели.

— Бывают мелкие огорчения, — тихо ответил Люггер, — это, типа, якудза. Я так думаю: впервые сюда заехали. Хотя, может, они тут раньше бывали до революции, а после — впервые. Вы, сента Олив, только не вставайте, чтобы не мешать, и все будет ОК.

— А?.. — вопросительно произнес Лукас, удивляясь, что Люггер и Тореро почему-то не спешат извлекать свои компактные пистолет-пулеметы.

— Патронный пироксилин, — пояснил ему Тореро, — это химическим вещество, которое выделяет при сгорании окислы азота с неприятным запахом, и этим ухудшает качество релаксации и рекреации гражданских персон и личного состава вооруженных сил.

— Понятно, — сказал социальный философ, который, на самом деле, не понял, к чему тут лекции по химии взрывчатых веществ, но понял, что сам факт произнесение подобной тирады в данный момент свидетельствует о спокойствии собеседника.

А ситуация развивалась. Официант — таитянин, ответил на призывный жест якудза.

— Простите, мсье, мест за столиками нет, но я могу поставить вам табуреты у стойки. Хорошее место, чтобы выпить по коктейлю. А если вы хотите покушать, то…

— Столик освободи вот там, около пальмы, — перебил «проблемный визитер».

— Я не могу, мсье, там посетители.

— Ты не можешь? — издевательски переспросил якудза, и его правая ладонь, нырнула за отворот пиджака. Этот жест повторил и более молодой напарник.

Можно было строить разные версии по поводу того, что произошло бы дальше, будь обстановка такой, как представляли себе эти двое. Но, она была совершенно иной. Со стороны бокового столика слева от входа, где сидела компания молодых чернокожих парней и девушек, одетых в обычные майки и шорты, вдруг раздалась короткая серия негромких хлопков, будто там открывали шампанское. На какое-то краткое мгновение показалось, что два проблемных визитера устроили цирковой фокус с разбрасыванием разноцветных конфетти. Только секундой позже, когда оба рухнули на песочный пол, гражданским зрителям стало ясно, что это летели не конфетти, а фрагменты одежды и организма, оторванные пулями.

— Видите, — невозмутимо прокомментировал Люггер, — никакого запаха. Я вообще-то не сторонник пневматических пистолетов-карабинов. Дульная энергия маловата. Но, если говорить о гигиеничности, то она доставляет…

Тем временем, четверо парней из компании за левым столиком, как ни в чем не бывало, направились к выходу, как-то взяли два неподвижных тела за руки и за ноги, подняли и повлекли куда-то на улицу. Послышались реплики.