Николай Удальцов - Что создано под луной?

– Этих куда? – спросил кто-то из сопровождавших Риоля и Крайста.

– Куда? – переспросил «товарищ», взглянул вначале на Риоля, затем на Крайста, потом, изобразив на лице смертельную усталость, тяжело вздохнул, выпустив из себя вместе с воздухом изрядную дозу парообразного первача, – Куда? Как будто ты сам не знаешь. Вначале в камеру, а потом – в расход.

Хотя погоди. Что-то рожа старика мне знакома. Не ты ли был мельником-мироедом в Верхних Леснянках? Где-то я тебя видел.

– Мельником я не был, – тихо ответил Крайст, – И нигде мы с вами встретиться не могли, потому, что у нас разные дороги.

Но таких, как вы, я видел не раз.

– Опять грамотный попался, – недовольно поморщился «товарищ», – В камеру, а потом – в расход…

– Ты, что-нибудь понял? – спокойно спросил Риоля Крайст. И это спокойствие передалось Риолю, как передается эстафетная палочка.

– Я понял, почему у Фемиды завязанные глаза.

– Почему?

– Чтобы не видеть того, какие судьи ей иногда служат…

Грязное, давно не мытое помещение, пропахшее мочой и людской рвотой, с настолько потемневшими, что было неясно, какого цвета они были изначально, стенами и единственным окошком, таким маленьким, что в него не смог бы пролезть ребенок-ползунок, но для чего-то забранным крестом решетки, называлось камерой. По стенам камеры стояли двухэтажные нары, предполагающие, что в ней должно находиться несколько десятков людей. Но сейчас нары были пустыми. Только в углу одиноко сидела, положив руки на колени, очень красивая девушка.

Такая красивая, словно была нарисована акварелью.

– Вас-то за что? – спросила она.

– За то, что шли по дороге. А тебя?

– Сказали – за то, что проститутка.

– Милое дитя, – Крайст склонился над ней, опершись одной рукой о верхние нары, – Разве тебе пристало заниматься этим делом?

– Им, – девушка кивнула в сторону закрытой двери, – Просто хочется, чтобы я оказалась проституткой. Это дает им право на поступки.

В отношении вас – им захочется, чтобы вы были монархистами-сторонниками Учредительного собрания.

Здесь таких много перебывало.

– Но ведь это невозможно – быть одновременно сторонником и монархии, и Учредительного собрания. Эти две системы в самом принципе противопостоят друг другу, – проговорил Крайст.

– Вы всерьез? – усмехнулась девушка, не поднимая головы, – Вы всерьез ожидаете знания таких тонкостей от борцов за чужую свободу?..

– И все-таки, это хорошо, что ты не проститутка, потому, что проституция очень мерзкое дело.

Девушка подняла глаза на Крайста, улыбнулась, не без части сарказма и ответила:

– Если бы проституция была бы только сексуальной – это дело было бы не таким мерзким…

Находясь за ржавыми железными запорами, Риоль и Крайст не видели, да и не могли видеть того, что Искариот аккуратно снял свой французский пиджак и сложил его на траве. Потом повесил коричневую шляпу на сук дерева, вытащил откуда-то кожаную куртку и фуражку с красной алюминиевой звездой и нацепил все это на себя поверх жилетки.

Подойдя к калитке, он достал из внутреннего кармана замусоленный, но весь в сургучных печатях, конверт и громко постучал в дверь.

Открывшего на стук красноармейца, он оттолкнул, чем заставил бойца опешить, и твердой походкой, осознающего свою власть человека, направился к кирпичному дому.

Войдя в него, Искариот взмахнул пакетом и громко крикнул:

– Приказ от товарища Троцкого!

Фамилия «Троцкий» произвела на всех присутствующих такое большое впечатление, что мгновенно наступила тишина, а красноармейцы и их начальник вытянулись по струнке.

– Особый отряд номер тридцать два готов выполнить любые приказания борца за свободу пролетариата товарища Троцкого, – подрагивающими губами, явно трепеща, при имени Троцкий, выговорил старший.

Искариот подошел к старшему, заглянул в его испуганные глаза, и подумал: «Это не верно, что с людьми всегда нужно разговаривать на том языке, который им понятен.

Иногда, с людьми нужно разговаривать на том языке, который они заслуживают», – а потом, тем пакетом, что держал в руках, наотмашь дал ему несколько пощечин:

– Кто задержал представителей Коминтерна?!!

– Красноармеец Севрюгов, – окончательно упав душой, выговорил старший.

– Немедленно открыть камеру!

– Есть!

Но когда Искариот вошел в грязь, в которой находились Риоль и Крайст, он почему-то, прежде всего, посмотрел на девушку, словно нарисованную акварелью:

– Н-да, красивая женщина и привлекает, и отвлекает одновременно…

В этот момент из-за спины Искариота появилось испуганное лицо старшего – хмель из него, как ветром выдуло:

– Это, – он указал пальцем, при этом сделал это так, словно подчеркивал, что не имеет отношения к поступку своего подчиненного никакого отношения, и больше того – терпеть не может таких подчиненных, – Красноармеец Севрюгов. Что прикажете с ним сделать?

Искариот посмотрел на красноармейца, потом на его начальника, изобразил на лице смертельную усталость, тяжело вздохнул, и проговорил:

– В камеру. А потом – в расход.

И тебя тоже.

Стоявшие в коридоре красноармейцы дружно подтянулись, а потом, выполняя привычную работу, сорвали с уже бывшего своего старшего кожаную куртку и ремень с кобурой, и втолкнули того в камеру.

Севрюгов, поникнув головой и ссутулившись, сам отдал винтовку и, стянув с себя гимнастерку, перешагнул порог грязного помещения.

Там они оба тихо уселись на нары, готовые расстреливаться.

«Ничего себе – борцы за свободу, – подумал Риоль, – Бараны на бойню и то не идут так безропотно.

А этим все безразлично: что других стрелять, что себя под свою пулю ставить…»

– Может не стоит с ними так? – Крайст вопросительно посмотрел на Искариота.

– Какая разница? Ты ведь знаешь, что через месяц их все равно свои же в чем-нибудь обвинят.

Они сами называют это революционной законностью.

При такой законности, те, кто находится на свободе, представляют из себя, куда большую опасность, чем те, кто сидит в тюрьме…

– И все-таки – это убийство, – как-то не очень уверенно сказал Риоль. – Те, кто ведет гражданские войны – сами и убийцы, и самоубийцы одновременно, – сплюнув на немытый пол, сквозь зубы проговорил Искариот.

– …Интересное у тебя представление о людях, – сказал Риоль, выходя из калитки вслед за Искариотом, и видя, как тот брезгливо сбрасывает с себя кожаную куртку и аккуратно надевает поверх жилетки свой дорогой французский пиджак.

Замусоленный конверт с сургучными печатями, Искариот повертел в руках и выбросил в кусты:

– Да. Об определенной категории людей я имею некоторое представление.

И иногда мне очень хочется, чтобы оно было ошибочным…

– О чем ты думал, когда сунулся сюда? – спросил Крайст, внимательно глядя на Искариота, который подошел к ним вместе с девушкой, нарисованной акварелью.

Читать дальше