Андрей Лазарчук - Любовь и свобода

— Просто маленькие крепче, — сказал Шило.

— Ну да… А Тане всё хуже становится, и смотрю я — Поль запаниковал, не знает, что делать. В общем, решил он в город за доктором съездить… вернее, сначала он хотел Тану туда отвезти, да я его отговорил. И поехал Поль один — взял мой мотоцикл и поехал. А я, значит, остался присматривать за Таной и остальными… Посмотрите, как он — спит?

Лимон и Илли одновременно шагнули к лежбищу Поля, наклонились над спящим. Да, сейчас Поль был именно глубоко спящим человеком, пусть страшно худым, но, в общем, здоровым. Он дышал глубоко и ровно, страдальческие складки у губ исчезли. Собака лежала, прижавшись к нему, и сторожила. Она лишь открыла глаза и предостерегающе посмотрела — так выразительно, как будто приложила палец к губам. Лимон кивнул ей и вернулся.

— Спит, — сказал он.

— Это хорошо… Часа три прошло, наверное. Я Тане догадался пилюлю скормить, которыми меня Моорс снабдил, и её вроде как отпустило. Даже что-то по хозяйству попыталась делать… А я слышу: едут. Сначала подумал, что Поль доктора везёт, а потом соображаю — не тот мотор. Не мотоцикл и не легковушка, и даже не санитарная. А броневичок. Какой броневичок, откуда? Погнал штатских в подвал, сам ружьишко в руки — и на чердак. Смотрю — въезжает во двор «росомаха» без башни, ну, такая у нас одна — в штабе гарнизона, связничок. Тормозит — и вываливается из неё инженер-подполковник Трикс в одних подштанниках, но в портупее и с пулемётом наперевес. Помните Трикса, наверное — здоровый такой кабан, в ручной борьбе чемпион? Вываливается он — и сразу прёт с пулемётом ко мне на чердак, я даже удивиться не успел. На чердаке огляделся, меня не увидел, к северному окну бросился, пулемёт установил, приложился — ну, вот сейчас горская банда из-за ската вылезет, бренча монистами…

Рашку внезапно замолчал, будто услышав что-то далёкое, потом достал из нагрудного кармана фляжку, приложился к ней и сделал три громких глотка.

— Береги печень смолоду, — сипло сказал он. — Понятно, молодёжь? Впрочем, вы уже какие-то не такие… не пьёте, не курите…

— Это плохо? — спросил Шило.

— Да не то чтобы плохо, — сказал Рашку. — Не совсем понятно… Это как десять лет назад — вдруг тараканы исчезли. Вы и не знаете теперь, что такое тараканы. Не вывести их было, особенно в казармах, спящим солдатикам пятки до живого мяса обкусывали. Ничто их не брало, никакой яд. И вдруг за какой-то год — как и не было никогда, джакч. Спорили учёные, в чём природа феномена, но так во мнениях и не сошлись… Наподобие этого и с вами. Вроде бы всё хорошо, а почему хорошо, непонятно. Поэтому иногда страшновато.

— Я курю, — сказал вдруг Гас.

— Ну, слава Творцу, — сказал Рашку. — Ещё не всё пропало… Заканчиваю. Подошёл я к Триксу аккуратно, спрашиваю — а мы с ним знакомы и на «ты», — что ты, мол, тут делаешь? А он меня увидел — ну и как будто так и надо, хорошо, мол, Тим, что и ты со мной, а то эти сволочи всё норовят со спины зайти. И целится во что-то. Я спрашиваю, что, мол, происходит, а он — ты что, не слышал, вторжение пандейцев вкупе с немирными горцами, да ещё какие-то летающие обезьяны с ними и карлики-наездники на обезьянах…

— Мы видели, — сказал Лимон.

— Кого?

— Обезьяну с карликом-наездником.

— Летающую?

— Нет, простую. Но огромную, таких не бывает.

— Ну, хоть не летающую… Нет, ребята, я вам верю, я сам за эти дни много нового для себя открыл. Просто в тот момент всё это звучало как бред. Да и было бредом. В общем, он понёс что-то про прорыв из туннеля, про голых девок в канализации… много ещё чего. Вроде он уже который день с ними сражается. Тут я понимаю, что у него куку замкнуло и что не зря его в санаторий потянуло… вот что хотите мне говорите, а место там специфическое… А потом он говорит: но я всех их положил, я их, гадов, заманил в город и взорвал газовые мины. И теперь им полный чёрный джакч. Постой, говорю, а как же жители? А я, говорит, сигнал воздушной тревоги дал, чтобы в бомбоубежища все ушли… И тут я понял, что он говорит правду, — а он это во мне почувствовал… психи — они всё понимают куда лучше собак. Только реагируют иначе… Ты, спрашивает, кто? Ты не Рашку — и за пистолетом. Только зацепился у него пистолет… Вот, собственно, и всё.

Он помолчал.

— Бомбоубежищ, которые и от газа защитили бы, у нас в городе три штуки всего. Остальные — вентилируемого типа… Я на пятый день в город съездил — когда Тане полегче стало. Я понял уже, что Поль под газовую атаку попал. Надеялся, конечно, его найти, но мне только рассказали про вас — что это вы его подобрали…

— Кто рассказал? — жадно спросил Лимон.

— Шиху Ремис, из «чёрной» гимназии, знаете его?

— Маркиза? Конечно. Как они там?

— Тяжело. Они как будто закрепились в Военном, мосты перекрыли, но там жрать нечего, склады-то в основном на станции… В общем, там сейчас… — Рашку покачал головой. — Безнадёга. Деревенские грабят город. Дней пять ребята ещё продержатся…

— А потом?

— Пойдут на поклон к деревенским. Деревенские выкатили ультиматум: вы работаете, мы кормим. Типа, по справедливости.

— С самого начала об этом говорили, ещё до… до того дня, — сказал Лимон.

— Это верно, это верно… — покивал головой Рашку. — Дело-то всё в деталях… в отношениях…

— А что? Какие детали?

— Ну… берут в полную собственность. Могут делать, что хотят. А кто не желает в рабство — что ж, тому полная свобода. На все четыре стороны. С пустыми руками…

— Ну почему так? — вдруг с отчаянием спросила Зее. — Ну почему всегда так?..

— Деревенские, — сказал Рашку и стал смотреть куда-то мимо всех. — Я, когда совсем молодой был, вот чуть постарше вас — батрачил у фермера. И меня знаете что поразило тогда больше всего? Вот у него два десятка свиней. И каждую он знает, у каждой имя — Синеглазка там, Цветик, Кубышка… Они у него розовые все, чистые, отмытые, хоть целуй, хоть за стол с батраками сажай — батраки, те позаскорузлее будут. А потом он их режет. И никак не может понять, почему меня от этой хренотени корёжит. Ведь всё правильно, всё разумно, а я какими-то детскими глупостями маюсь. В общем, ушёл я от него. Взял окорок Синеглазки — и ушёл… Н-да. Чего это я в воспоминания-то ударился? А-а… сообразил. Как раз тогда война с Кидоном закончилась. У них такая же система ПБЗ была, как у нас сейчас, а мы их всё-таки завалили. ПБЗ ведь как действует? — сбивает боеголовки с траектории, а кроме того — не позволяет детонаторам сработать синхронно. Чтобы атомная или там термоядерная бомба взорвалась — нужно, чтобы внутри неё две сотни детонаторов сработали абсолютно одновременно. И вот излучение башен эту синхронность каким-то образом расстраивает, и бомба сама себя разрушает. Но при переходе с частоты на частоту излучение заодно зацепляет по голове некоторых особо невезучих граждан… Многие обижаются и даже преступают закон. Их тоже понять можно — хотя и не простить, всё-таки измена не прощается… Так вот, наши использовали для разрушения их системы башен обычные боеголовки, не ядерные. И добились того, что ретрансляционное поле распалось. Говорят, что и без диверсионных групп не обошлось. В общем, как только появились бреши — тут и долбанули во всю мощь… Я вот к чему, мальчики и девочки: с того дня, как нас всех прибило какой-то ненормальной депрессией, у меня полностью прошли все боли. А это может означать только одно: система ПБЗ мертва…