Олег Северюхин - Квази-мо

— Как быть и что делать, — мучительно думал я. — Вся жизнь прошла, а я еще ничего не совершил и не стал никем. Куда ни посмотрю, везде одни таланты и удачливые люди. Вот этот стал артистом, подражает чужим голосам и все рады посмеяться над тем, что пародируют кого-то узнаваемого, а не его. Даже те, кого парадируют, уже знамениты тем, что их знают и узнают в любом состоянии. Что они, лучше меня? Да нет же, это я намного способнее, но никак не могу никуда пробиться. Что сделать, если у меня нет никакой лапы? Родился в рабочей семье. Воспитание рабоче-крестьянское. Образование многоступенчатое. Сначала ясли. Потом детский садик, где нас учили вместе писать в горшки и играть на площадке, изображая дружную семью, хотя как мне хотелось стукнуть Галку лопаткой по спине, потому что у нее получались ровненькие и красивенькие кулички, а у меня песок все время разваливался, и выпуклый рисунок почти был не виден. Даже здесь мне не везло.

Мне говорили, — ты посмотри, как она делает, и у тебя будет получаться точно также.

— А чего это я буду учиться у нее? — размышлял я. — Я и без этого умный. Я лучше займусь чем-нибудь другим. Вот, пойду и буду качать забор. Ума не надо, а если сила есть, то и забор уронить можно.

— Леша, — говорили мне, — оставь в покое забор, иди сюда и покачайся на доске со Славиком.

— Как же, — говорил я себе, — пойду я качаться на доске со Славиком? Я его поднимаю высоко-высоко, и он визжит от восторга, а меня он чуть-чуть приподнимет и уже ждет, когда я буду поднимать его конец доски. Что я, должен тебя развлекать? А почему ты не делаешь половину той работы, что делаю я? Не пойду я с тобой качаться.

Я ничего этого не говорил вслух и продолжал раскачивать забор. Забор был крепкий, и это злило меня. Меня злило и то, что согруппники смеялись надо мной. Не подсмеивались, а смеялись. И все потому, что я не вступал в драки для того, чтобы завладеть понравившейся игрушкой. Если ты не дерешься, не разбиваешь ближнему в кровь его лицо, то тебя начинают считать слабаком и с детства перестают уважать. Ну, как же можно бить человека по лицу?

Я не дрался и потому, что боялся. Боялся с детства. Мой отец был достаточного крутого нрава и за мои маленькие детские провинности таскал меня то за волосы, то за уши. И я с детства боялся боли, боялся наказания и не делал то, что должен был делать любой человек. Хотя, как я думаю, если бы я делал то, что считается нормальным, то у меня постоянно были бы сбиты костяшки на кулаках и многие люди умывались бы кровью, начиная меня уважать. Но я не хотел такого уважения.

Молодые годы как-то быстро закончились и не оставили в памяти ничего, кроме каких-то тревожных ожиданий от чего-то нового, которое всегда было неприятно для меня.

Затем началась школа. Было очень интересно стоять в толпе таких же маленьких людей, как и ты сам, с букетами цветов, с большими портфелями в руках пап и мам. Кто-то и что-то говорит. Играет громкая музыка. Потом великовозрастный парень тащит на плече маленькую девочку в белом кружевном фартучке, и она звонит в блестящий колокольчик.

Первый класс. Огромная комната с партами, у которых есть откидные крышки, но этими крышками играться нельзя, потому что незнакомая женщина начинает объяснять, что можно делать в классе, а что нельзя. В школе стало скучно на первом же уроке. Что это за школа, если вышел из школы и ничего не знаешь? Почему нас сразу не научили читать и писать, а заставляют чертить какие-то палочки в тетрадке?

Я не блистал особенными успехами в школе. Был простым середнячком. Вся система нашего преподавания рассчитана на одаренных учеников, которые слету схватывают материал. Мне же приходилось возвращаться к основам, чтобы понять общее. А нужно всего-то повторить азбучные истины, чтобы стало больше учеников, которым понятен материал. Тогда было бы намного меньше и неуспевающих учеников. Для того, чтобы понять ту же теорему по тригонометрии, мне приходилось сидеть и как бы своими руками перебирать линии и углы. Но то, что я понимал, я понимал навсегда и потом удивлялся, а что же в этом непонятного.

Уже в институте я понял, что мое сознание само выбирало то, что ему нужно и то, что ему не нужно. Я был гуманитарий, разбирающийся в точных науках. Парадоксально, но это так. Я писал стихи, владел иностранными языками, слушал музыку и брал в уме производные функций любой сложности, мог сказать, в какой четверти функция будет иметь положительное или отрицательное значение. Только вся моя жизнь имеет отрицательное значение.

Мне сейчас двадцать пять лет. Я учитель английского языка в средней школе. За четыре года работы в школе насмотрелся на такое, что стал ненавидеть всех людей подряд и все потому, что моя зарплата меньше чем зарплата водителя троллейбуса и больше зарплаты школьной технической служащей. Уборщицы, по старой терминологии. То есть, я со своим школьным образованием и знанием иностранных языков нахожусь где-то между уборщицей и водителем троллейбуса. А дети, особенно у обеспеченных родителей, являются материальным свидетельством того, что в ближайшем будущем наша страна превратится… Мне даже страшно говорить, во что она превратится, так как дети элиты автоматически включаются в состав элиты, и будут командовать нами по факту своего рождения. Говорят, что природа отдыхает на детях выдающихся родителей. Это кто это выдающиеся? Если на детях этих выдающихся отдыхает природа, то можете представить предков этих продуктов отдыха.

Я со своей зарплатой могу с трудом прокормить только себя, а как мне создать семью, как содержать ее? О жилье лучше и не заикаться. Снимаю маленькую квартирку. Наша ипотека это узаконенная форма рабства. Сидеть на шее у родителей? Увольте. Постоянное сочувствие и шепоты соседей, что вот, мол, балбес, учился, а человеком не стал, у родителей на шее сидит. Вот, ребята, в институтах не учились, начинали с торговли жевательной резинкой, а сейчас в олигархах ходят, губернаторы им руку жмут, на выборы за деньгой обращаются и благодарственные письма от имени власти раздают, а этот…

— Черт подери, — сказал я сам себе, — когда же в нашей стране будет господствовать справедливость, когда вперед будут двигаться люди по своим способностям и когда не будет никакой коррупции, когда жизнь будет как в раю — захотел, оформил свое желание в молитву и нате вам — получите? Хотите, просто так берите, а если хотите, то это вам это упакуют в блестящую и хрустящую бумагу, и вы даже не будете помнить того, чего вы желали, но вам уже будет приятно то, что кто-то исполнил ваше желание.

В порыве чувств я взял лист бумаги и написал письмо в Кремль. В нем я написал, что царствование олигархов будет продолжаться триста лет, а потом придет Мессия по имени Алексей и принесет с собой кару небесную. Письмо я не подписал (нашли дурака!) и отправил не заказной корреспонденцией, а просто бросил в почтовый ящик. Анонимно. Как Ванька Жуков, который написал: на деревню, дедушке, так и я написал: Кремль, правителям.