Майк Гелприн - Валенок

Корпорация «Virtual Life» накрыла мир исполинской паучьей сетью, поглощая, порабощая и захватывая всё, до чего могла дотянуться. Монстр вырвался на свободу, водворился на планете и принялся с наслаждением её калечить и высасывать из неё соки. Он постоянно совершенствовался и выплёвывал в мир новую и новую заразу. Шлемы, максимально приближающие виртуальные ощущения к реальным. Приставки, позволяющие осязать предметы и обонять запахи. Устройства и программы, наблюдающие, систематизирующие и осуществляющие контроль.

Чумой двадцатого столетия стал СПИД. Чумой двадцать первого — компьютерная игра «Full Virtual». В результате её стали называть попросту Чумой. Повсеместно.

С Чумой пытались бороться. Пытались преследовать её в судебном порядке, ограничивать, запрещать. Попытки закончились крахом. Адвокаты Чумы один за другим выигрывали судебные процессы. Влияние и могущество корпорации с каждым годом увеличивались, капитал рос и вскоре стал баснословным.

Единственной организацией, оказывающей реальное сопротивление, стал «Антивирт». В него стекались те, кому было небезразлично. Такие, как я, которых Чума ужалила бубонной язвой, умертвив родных и близких. И такие, как Андрюхин, которые попросту ненавидели Чуму оттого, что она есть.

Сначала отделения «Антивирта» создавались при районных прокуратурах. Центры — при городских. Потом особым приказом президента «Антивирт» был отделён от судебных и исполнительных органов и превращён в самостоятельную организацию. Военную или, скорее, полувоенную, подчинённую министру внутренних дел. Практически одновременно организации с аналогичными функциями были созданы и в других странах.

Конечно, мы не могли бороться на равных. Нас было мало, и финансирование «Антивирта» не шло ни в какое сравнение с капиталами корпорации. Но что могли — мы делали. Как умели — боролись. Кого удавалось — спасали. И до кого дотягивались — карали. Правда, это случалось редко. Иногда мы умудрялись сковырнуть Барона, эдакого локального царька, упивающегося безнаказанностью и властью. Реже — Графа или Виконта, ещё реже — Князя или Маркиза. И так ни разу и не добрались до высших ступеней.

А вот коллегам из Франции это удалось. И британцам. И аргентинцам. И ещё в десятке стран ребятам удалось добраться до самой верхушки. Скинуть местного Гитлера или Аттилу и, воспользовавшись образовавшейся неразберихой, протащить наверх «своего» и установить некое подобие конституционной монархии.

— Ничего, — частенько говорит Андрюхин. — Достанем их, гадов. Они боятся нас и правильно делают. Жаль только, всех достать не удастся. Их, сволочей, там паровоз с прицепом.

Дежурный врач в реабилитационном центре сменился.

— Мне звонили, что ты приедешь, — бурчит новый дежурный. — Я велел медсёстрам — Маркову сейчас собирают. А пока что тебя хочет видеть один пациент.

— Тот, анонимный?

— Хрононимный. Поговоришь с ним?

Мистер икс сидит на койке в той же позе, в которой я его оставил. Я вхожу и присаживаюсь на табурет. С минуту мы играем в молчанку.

— Ты был прав, капитан, — наконец говорит он и протягивает руку. — Извини. Я — Артём. Можно Артюха.

— Валенок, — я жму ему руку.

— Прямо таки Валенок? — он улыбается.

— Прямо таки.

— Ладно. Понимаешь, ты был прав тогда, — улыбка сходит у него с лица. — Я не жилец. Мне не соскочить, никогда, да и смысла нет.

— Есть смысл, — говорю я. — Клянусь, есть. Доверься мне, я тебя вытащу. Я вытаскивал таких, как ты.

Он смотрит на меня исподлобья. Долго, потом спрашивает.

— Надо будет стучать?

Проклятье. Сколько раз я слышал этот вопрос.

— Сотрудничать, — говорю я. — Послушай, Артём, я не стану обещать тебе золотые горы. Я вообще обещать не стану. Собственно, не ты, так другой. Другие. Не в этом дело. Мы помогаем людям, понимаешь? Помогаем реально. Иногда деньгами. Не бог весть что, но всё же. Но главное — мы даём поддержку. Если тебе станет плохо, ты можешь позвонить мне. Оставить сообщение в Чуме. Не мне, так другому. Мы не бросаем своих.

Он сглатывает слюну.

— Как ты их называешь? Ну, этих. Которые соглашаются.

— Крестниками.

— Сколько крестников тебя кинули?

Я чувствую, что начинаю краснеть.

— Много, — произношу я глухо. — Очень много. Наверное, каждый второй.

— В том-то и дело, — говорит он. — Я не кидаю. Никогда не кидал и не стану. Но если я соглашусь на… — он запинается, — на сотрудничество, мне придётся тебя кинуть. Мне не выбраться оттуда, понимаешь. Не соскочить. У меня ничего не осталось, только Чума. Я подсел на неё и думал: поиграю и брошу. Не вышло, меня затянуло, как и других. А потом меня кинули. Я дорос до десятой ступени, а один подонок на девятой, он обещал…

— Подожди, — прерываю я его. — Не рассказывай мне сейчас. Вот мой телефон. Выйдешь отсюда — позвони. В любом случае позвони, ладно? Я покажу тебе, как мы работаем. Покажу, что мы делаем. Что можно сделать. Потом решишь. Позвонишь?

— Хорошо, — говорит он. — Обещаю.

— Мне сказали, что сёстры тебя собирают, — говорю я Насте. — А они, по всему, отвели тебя в салон красоты.

Настя преобразилась. Она совсем не похожа на себя утреннюю. Передо мной стройная, уверенно держащаяся миловидная девушка.

— Я всего лишь одолжила немного косметики, — говорит она. — Я тебе нравлюсь?

— Да, — говорю я искренне и вновь краснею, как недавно с Артёмом. — Пойдём, машина во дворе.

— Что я должна буду делать? — спрашивает Настя, когда мы выезжаем на автостраду.

— Ничего. Пока ничего. Я не стану просить тебя никого подставлять или сдавать. За одним исключением.

— Вот как. Каким же?

— Настя, — говорю я. — Давай я не стану читать тебе морали и скажу напрямик. Ты ведь представляешь, чем мы занимаемся?

— В общих чертах.

— Хорошо. Меня интересует информация. На одного человека. Если, конечно, можно назвать его человеком.

— На императора?

— Да.

— Что тебя интересует?

— Всё. Всё, что ты о нём знаешь.

— Что ж… Это страшный человек.

— Я догадываюсь. Можно конкретней?

— Боюсь, что конкретики мало. Никто не знает ни кто он, ни где живёт, ни сколько ему лет. У него механический, пропущенный через преобразователь голос. А вот он… Он знает всё. Обо всех. Обо мне тоже. Знает, кто я. Где живу. Как выгляжу.

— Даже как выглядишь? Каким, интересно, образом?

— Однажды он велел мне явиться в одно достаточно пустынное место. Я пришла. Он проехал мимо на машине. Посмотрел на меня. И исчез. А возможно, это был и не он. А кто-то, меня сфотографировавший. Так он поступает со всеми, кого приближает. Это ужасный человек. Беспощадный. Он забавляется тем, что тасует людей. Как карты в колоде. Играет ими, жонглирует.