Александр Розов - Волонтеры атомной фиесты

…Доктор Калиборо снова положила ладони на клавиатуру и быстро напечатала новое название главы: «Циклоны и другие чудеса в атмосфере». И дальше, не снижая взятого темпа, она напечатала: «Когда мы смотрим на Землю из космоса, наше внимание сразу привлекают изумительные картины облачных вихрей грандиозного размера. Если мы понаблюдаем за этими вихрями длительное время, то может показаться, что это живые существа, каждое — со своим характером и манерой поведения. А если мы находимся на поверхности океана, в парусной лодке, то нам надо разобраться, как эти атмосферные существа, приносящие ветер, рождаются, растут, распадаются, и рождаются снова…».

Внутренний голос тактично откашлялся и шепнул:

«Тебе не кажется, что ты уже пишешь учебник в стиле эпоса Гомера об Одиссее?».

«Нет, мне так не кажется», — упрямо ответила Молли, однако, ощутила неуверенность, поскольку, кажется, на время потеряла грань между учебным и научно-популярным изложением. Следовало отвлечься и подождать, пока грань снова станет видна. Чтобы отвлечься, тут была отличная возможность: море в двух шагах, песчаный пляж, почти безлюдный, и изумительные мелководные коралловые поля всего в трехстах метрах от берега. В своем отношении к морским пляжам доктор Калиборо была очень типичной австралийкой. Пожалуй, в ее характере это была единственная неоригинальная черта.

…Погрузившись в бледно-изумрудную воду, она, абсолютно не торопясь, поплыла к коралловому полю. Плыла с удовольствием, лениво, минут 20. А там, улеглась в очень уютный естественный бассейн, который, впрочем пришлось делить со стайкой мелких пятнистых коралловых рыбок. Хотя, рыбки не мешали, а наоборот создавали фон для размышлений. В какой-то мере, Молли Калиборо сейчас продолжала работать над своим учебником. Она формулировала в уме этакий усредненный образ адресата: типичного меганезийского тинэйджера — студента Лабораториума Палау. Чтобы четко решить эту задачу, она, для начала, ограничила ответ пятью эпитетами. И получилось:

* Хитрые.

* Честные.

* Решительные.

* Общительные.

* Прагматичные.

Повторив эти пять слов уже вслух, она подумала: «Абсурд какой-то. Парадокс. Хитрый прагматичный человек не может быть честным. Или, все-таки, может в каком-то своем внесистемном смысле?

* Внесистемные (отметила Молли). Да, это, существенный эпитет.

В Меганезии (подумала она) люди не скованы рамками каких-то примитивных ролей. Бармен. Генерал. Мэр. Судья. Военный пилот. Полисмен. Как там говорил Шекспир? «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры». Тут не поспоришь. Но, в Меганезии роли актеров спектакля «Жизнь» не заданы, как в традиционном японском театре «Кабуки». Или как в любом урбанистическом обществе «западного образца». В Меганезии нет официозной лексики, нет бюрократических улыбок, нет дресс-кода, и вообще нет множества других элементов стиля, придуманных для тех, кто хочет быть роботом, и испытывает комплекс неполноценности оттого, что является человеком.

«Да, — подумала Молли, — человеку, привыкшему к «западным стандартам», Меганезия должна казаться страной абсурда, но, стоит отвлечься от представления о жизни, как о непрерывном ролевом ритуале, и становится очевидным, что нези ведут себя не менее рационально, чем, например, австралийцы. И даже более рационально — ведь у них нет ритуала, который требовал бы нелогичных, идиотских действий. Удивительно, до чего быстро в Меганезии оказались стерты ритуалы. Чуть больше года — и готово. И именно стерты, а не заменены другим набором ритуалов того же типа. «Культуроцид», как это называется у нези. Уничтожение стандартов колониализма. Уничтожение даже самого глубокого стандарта, объявляющего, какие стороны жизни подлежат стандартизации».

Молли Калиборо вспомнила словосочетание, прозвучавшее в ходе сетевого семинара с будущими студентами. ПРИНУЖДЕНИЕ К СВОБОДЕ. Как любитель парадоксов, она немедленно попросила разъяснить, что это значит. Разъяснение было дано охотно, и на целый день ввергло Молли в легкий эмоциональный шок. Но к концу того дня она вдруг вспомнила, где встречала похожие концепты: в эссе «Культура, как ошибка» Станислава Лема. «Культура, — писал Лем, — посредством созданных ею же религий, законов, заветов и запретов — действует так, чтобы недовольство превратить в идеал, минусы в плюсы, недостатки в достоинства, убогость в совершенство. Страдания нестерпимы? Да, но они облагораживают и даже спасают…».

Эссе Лема было глубоко-философским, многоплановым. Меганезийский принцип Tiki напротив, был простым, как пулемет, которым этот принцип утверждался. Культура облегчает человеку примирение с неизбежным? Что ж, это полезное дело. Оставляем. Культура заставляет человека примиряться с тем, чего можно избежать, и что можно изменить? Это вредное дело для человека и общества. Истребляем. Человек иногда по различным причинам становится слаб, и внушаем, так что внешний субъект может по миссионерской схеме подчинить его евро-религии и другим глюкам культуры? Что ж, минуты слабости неизбежны. Но подчиняющий субъект может быть истреблен. И его следует истребить — эффективно и быстро, как истребляют патогенных микробов. По принципу Tiki: «культура для человека, а не человек для культуры».

Потом, уже после разговора, Молли сообразила, что это высказывание — почти калька с евангельского высказывания «суббота для человека, а не человек для субботы». Это ее позабавило. Бывают же такие параллели. Но принцип принуждения к свободе… Перед глазами возникла картина: Человек в минуту слабости боится сам выбирать свой путь, поэтому ищет помощь — но не находит. Все, кто мог бы помочь, или расстреляны, или молчат, опасаясь расстрела. Штамп «анархистский тоталитаризм», применявшийся к Меганезии в западной прессе, больше не казался Молли просто оксюмороном. Да, это оксюморон, но не просто… И тут Молли нашла сбой своей логики. Стоп! В Меганезии запрещено проповедовать религии, запрещающие то, что не запрещено Хартией, либо требующие того, что запрещено Хартией. Но есть множество религий, совместимых с Хартией и что мешает человеку обратиться к ним за помощью в выборе пути? Молли никогда не интересовалась религией, и, просто из любопытства, стала строить решение возникшего вопроса с позиции философии, но ее отвлек крылатый дракон.

Дракон был маленький, размером с гуся, и красиво парил над морем, очерчивая почти идеальные круги. Глядя на его маневры, Молли пробурчала: «Ах это дракон? Ну-ну» и, определив это существо, как радиоуправляемую авиамодель, глянула в сторону берега, полагая, что там находится хозяин летающей игрушки. Действительно, там, на пляже, наблюдался большой солнцезащитный зонтик (полезный предмет в условиях палящего солнца Северного Квинсленда, избыточно-богатого ультрафиолетом). А под зонтиком находились две изящные фигурки и ноутбук с радио-роутером. Фигурки немедленно сообразили, что замечены, вышли из-под зонтика, и синхронно помахали ладонями.