Всеволод Глуховцев - Консорциум

Он, видно, давно уже был на взводе. И обрушился на диссидентов с упреками и обвинениями.

— …это вы, я знаю! Вы подстрекали старика, довели до суицида!.. — и в таком духе.

Все бросили споры, мгновенно сгрудились вокруг конфликтной группы. «Ну, будет дело…» — обреченно успел подумать Никонов.

Ярченко принял вид оскорбленного достоинства.

— Я не собираюсь отвечать на эти унизительные реплики! — гордо бросил он. — То есть, мы оба… вот, оба не собираемся.

— Да, не собираемся, — поддакнул и Бубнов.

И разговор пошел на ножах, причем инициативу отчетливо захватил журналист. Он заявил, что Консорциум — тоталитарная секта, что они терпеть это намерены и оставляют за собой право выйти и действовать самостоятельно.

Отбарабанив это, Ярченко сказал: «Идем!» — и они поспешили покинуть собрание. Лосев раздраженно крикнул им вслед:

— Ну и убирайтесь к чертям!

— Юрий Дмитрич! — резко перебил Никонов. — Ну что ты несешь…

Но Лосева как муха укусила. Все растерялись, замялись, не знали, что сказать… и собрание само собой скомкалось и затухло.

Геннадий Тихонович вернулся домой в настроении хуже некуда. В кабинете посидел, пусто глядя в стену, тяжело вздохнул и стал звонить Лосеву.

— Ну как, остыл?.. Ты вот что, давай-ка завтра приезжай. Потолкуем.

Потолковать-то назавтра потолковали, да не столковались. Лосев, обычно мягкий, обходительный, здесь уперся как бульдозер — и не сдвинешь.

— Геннадий Тихонович! — взывал он. — Вы же знаете, что наша интуиция сильнее всяких доказательств. А она мне твердо говорит, что эти… два мудреца в одном тазу… они для нас уже отрезанный ломоть. Все! И более того, еще начнут работать против нас.

— Как так? Этим же они себя выдадут, разве это в их интересах?.. Сам подумай!

— Думал, — кивнул Лосев. — Думал! На первый взгляд, как будто так. Но я уверен, что они не боятся. Почему?.. Не знаю, почему. И очень хочу знать!

— Юра… — Геннадий Тихонович поморщился, — вот только не надо самодеятельности. Слышишь меня?

— Слышу, — теперь поморщился Лосев.

Реакция Никонову не понравилась.

— Нет, Юра, — сказал он серьезно. — Сдается мне, что ты меня не слышишь.

Лосев помолчал, затем улыбнулся.

— Ладно, — признал он. — Теперь слышу. Буду аккуратен.

И поначалу, правда, было мирно. Дни шли, Консорциум продолжал свое подпольное бытие и даже пополнялся новыми людьми. Тут ему крупно повезло: среди этих новых оказался один опер из городского угрозыска, чье феноменальное чутье удивляло его коллег. Он не очень-то и удивился, познакомясь с Лосевым, с Никоновым и узнав о существовании организации.

— Да вы знаете… — хмуровато, без эмоций произнес он, — я за собою давно замечал. Сам не знаю, как это выходит. Вот идем какую-то сволочь брать — а я уж знаю, там он или нет. И где он может быть, гнида… извините за выражение.

Его и попросили проследить за отступниками — он это сделал профессионально и не обнаружил в их действиях ничего подозрительного. Лосев, однако, мнения не изменил:

— Пока притихли, — согласился он. — Но… все это цветочки. Ягодки будут впереди.

И кандидат наук не ошибся. Чему, понятно, сам не был рад.

Где тонко, там и рвется. За возней с «раскольниками», за опасениями о конспирации… за всеми этими повседневными заботами — как-то отошел на второй план покойник Кузьмич и его нехорошая квартира. Она стояла закрытая, пустая — ее не то, чтобы упустили из виду, но специально не смотрели. Даже проницательный Лосев не придал объекту должного значения: не буди, мол, лихо, пока оно тихо. Никонов же по давней чиновничьей осторожности такое дело только одобрял.

Вот и доодобрялись. История с Евгением Ильичом ударила как обухом по голове. Лосев рвал и метал:

— Черт! Как же я оплошал… Это же они, ясно! Нашли олуха, спровоцировали его, подставили, он по незнанию и качнул эту грань миров… Геннадий Тихонович, клянусь вам, они не успокоятся, пока не выпустят джинна из бутылки. А вы представляете, что тогда может быть?!

— Представляю, Юра, представляю, — бормотал Никонов. Он старался собраться с мыслями, но чувствовал, что заражается от Лосева каким-то незнакомым прежде мандражом. — Постой. Давай подумаем. Я полностью разделяю твое мнение: да, эти ребята заигрались, они на грани. Скажи, ты чувствуешь, они могут пойти в разнос? Вот мне что-то в это не очень верится.

Лосев сосредоточенно помолчал, кивнул.

— Да, Геннадий Тихонович. Что верно, то верно: они не идиоты, не маньяки, ни в коем случае. Все делают абсолютно продуманно. Они уверены, что сумеют подчинить себе всю эту нечисть, оседлают ее. Вот в чем закавыка! Они не понимают до конца того ужаса, в какой лезут. Эта их уверенность может очень дорого обойтись всему миру!

Никонов подумал.

— Ладно… Давай попробуем переговорить с ними. Раз они не идиоты, то должны понять.

Но поговорить так и не вышло. События вдруг полетели, закружились так, словно их подхлестнул некто неведомо зловещий — тень в сумерках. В какой-то миг Никонов ощутил, что не он правит событиями, а они несут его куда-то, и ничего не может он с этим поделать.

Случилось это дикое несчастье с Евгением Ильичом и его любовницей. Колыхнуло весь город, вырвались на белый свет самые невменяемые слухи. Через день состоялся тот разговор Никонова с Лосевым, а назавтра еще один.

И Юрий сразу же огорошил старшего друга. За эти два дня часть членов Консорциума откололись от команды. Переметнулись в стан противника. Решили, что там выгод больше. Перебежчики! Вот так.

Пережив первые секунды, Никонов взял себя в руки.

— Ну что ж, — молвил он, — расколы, распады… неприятно, конечно, но такова жизнь. Все же надо по-хорошему поговорить с ними.

По-хорошему не получилось. Хотя разговор все же состоялся. Но, во-первых, он оказался усеченным: на встречу явился один Бубнов.

Он сильно изменился. В движеньях, повадках, речи явились надменность, вальяжность, слова цедил как золотые капли, как бы не желая раздавать такие сокровища всяким встречным-поперечным…

— Ярченко? — через губу перекинул он. — Не знаю, где. Да и знать не хочу.

Никонов если и оторопел, то никак себя не выдал.

— Вот как, — самым спокойным тоном сказал он. — Значит, и у вас раскол? Как же делиться будете?

— Делиться? Да никак делиться я не собираюсь, — заявил Павел дерзко и уверенно. — Я собрал команду, с ней и буду работать. А что там Ярченко собрался делать, меня не волнует.

Вот такое «во-первых». А во-вторых, Бубнов объявил: он, то бишь, его Консорциум-2 будет действовать совершенно независимо, ни в чем не нуждаясь, а потому просил его больше не беспокоить и обещал ни в чем не мешать — позиция «дистанционного нейтралитета», как он сам выразился. Проще говоря, не замечать друг друга. А дальше… поживем — увидим.