Павел Кучер - 1647 год. Королева Наташка.

Ногами не набегаешься, на лошадях не наскачешься. Дорожной сети нет. Пиратов в Балтийском море — полно. Воинственных держав, вроде Швеции — тоже хватает. Высаживайся в любом месте безлюдного пляжа и делай, что хочет левая нога. Никто не помешает, даже если и узнает. А узнает — так не успеет вмешаться. В первый год мы пробовали применить тактику, зарекомендовавшую себя в Прибайкалье — патрулирование на аэроботах. Летом по воде, зимой по льду. Ан, не вышло… Обратная задача! Байкал — озеро. В ясную погоду его зеркало просматривается на десятки километров, а в плохую — никто не плавает. Эзель — остров. Береговая линия изрезанная, полно укромных бухточек, где легко прятаться от непогоды. Если пытаться заглядывать в каждую — быстро всё проклянешь и толку не добьешься. Кроме того, можно нарваться. Вооружение аэробота — пулемет и миномет. С ходу вступить в бой, против многопушечного парусного корабля, с десантом, как во время последнего конфликта со шведами — двухместный аэробот слабоват. Если бы знать про врага, заранее…

Система наблюдательных постов с радиостанциями, вызывающих дежурный катер к месту возможной высадки, разрешила проблему частично. Просто на Острове избыток молодой и буйной живой силы. Парням всё равно надо круглый год кроссы бегать и марш-броски совершать. Попутно и за берегом присматривают… Зато собственная самодельная авиация проблему сняла полностью. Легкий штурмовик, со слабым мотором, может держаться в воздухе много часов. В отличие от катера, он способен летать напрямик, то есть успевать в любую точку Эзеля за полчаса. В отличие от наземного наблюдательного поста, он способен одновременно контролировать сотни квадратных километров (!) территории. А ещё, он способен нести бомбы. Миной, даже крупного калибра, утопить корабль с одного попадания — проблематично. Термитной бомбой — элементарно. Решение атаковать летчик принимает сам.

Насколько опасно такое противостояние для пилотов? Невооруженный глазом обычный человек видит:

Большой дом на земле или парусный корабль на фоне моря — за 15–20 км;

Палаточный лагерь — за 10–15 км;

Отдельно стоящий дом — за 8-10 км;

Тележный обоз на дороге — за 6–7 км;

Группу всадников или пеший отряд на марше — за 5 км;

Отдельных людей или лошадей — за 2–3 км;

Верстовые столбы вдоль дороги — за 1 км;

Переплеты в окнах, предметы хозяйственного инвентаря — за 500 м;

Черепицу на крышах, отдельные кирпичи и доски — за 200 м;

Блестящие металлические пуговицы и украшения на одежде — за 170 м;

Лица людей — за 150 м;

Выражение лиц людей — за 110 м;

Глаза — за 60 м;

Белки глаз — за 20 м;

Летай, да разглядывай… Полевой устав XVII–XVIII веков предписывает стрелять из мушкетов в атакуемого противника, когда видны белки глаз. На солдатских мушкетах нет прицельных приспособлений. Наводят тупо — вдоль ствола. Дальше 200 метров в кого-то попасть из такого мушкета вообще не реально. Пушки XVII века, по быстрым воздушным целям, стрелять не могут. Если честно, то из фильмов с Земли-1 у меня сложилось впечатление, что и через триста лет они по воздушным целям стреляют плохо. Одно попадание — на 10 000 выстрелов из зенитки! Офигеть. Зато, наземный патруль или катер накрыть пушечным залпом вполне вероятно. Оно надо?

В результате, за последние 3 года, сложилась местная система активной обороны Острова. Аренсбург прикрывают с суши минные поля, с моря — береговые минометные батареи. А на весь остальной архипелаг хватает одного (!) постоянно висящего в воздухе всепогодного самолета (Ш-2, для патрулирования оказался слабосильным) с пилотом, наблюдателем, пулеметом (для малых целей), термитными и газовыми бомбами (для крупных). Сухопутные боевые действия, с высадкой крупных сил и маршами войск по суше, при такой системе контроля Периметра, вести тупо не с кем. Не доплывают… А зимой, по льду, не доходят. Проверено! Цена вопроса — тонна «авиационного скипидара» в сутки на заправку сменяющих друг друга самолетиков (один взлетает — второй садится). Дополнительный бонус — приличный учебный налет курсантов. Воздушный патруль обязателен для всех, по очереди. Это — не тягомотина караулов, летать-то интересно. Прямая выгода — постоянная загруженность аэродромного хозяйства, непрерывная отработка узлов и механизмов самодельной авиатехники. Кроме турбин и некоторых приборов свою «малую авиацию» Эзель целиком поддерживает сам.

Площадь ближних окрестностей Кронаха, которые имеет смысл взять под контроль, примерно равна Эзелю. Кривой овал, 30–40 километров от условного центра, во все стороны. Дальше, пока не надо. Незачем… Четырех самолетиков, типа Ш-2 Фрицу, на первое время, для оборонной самодостаточности должно хватить. Крупные войсковые соединение и обозы передвигаются по дорогам медленно, растянувшись на километры. А одиночек, отставших наемников и тому подобную публику аборигены успешно истребляют сами. Без нас.

Фриц, мне кажется, перечитал Хемингуэя. Любимая фраза: «Один человек — не значит ничего». Понятно, что в средневековье одиночка всегда стиснут среди других людей — как песчинка в камне. От личных усилий почти ничего не зависит. Где родился — там и умрешь. Кем решили — тем ты и будешь. Тоска! Потому, нашу техно-анархию, он ценит, как инженер — детский конструктор. Ярких деталей много — собирай, что душе угодно… И вообще… Во время мозговых штурмов ребята такие идеи выдают! Свобода полета мысли — пугающая. Словно они не уроженцы XVII века, а инопланетяне. Мы ещё в воздухе болтаемся, а они уже целую теорию родили. Местную «Доктрину Дуэ».

Пятый час полета… Балтийское море, наконец-то, осталось позади. Летим над Восточной Померанией, владениями курфюрста Бранденбургского… Появилась устойчивая связь с Кронахом. На двух тысячах метров наш самолетик уже может работать как ретранслятор. Можно передохнуть. По освобожденному мной каналу связи теперь стучат сообщения ребята. Полевых раций, для устойчивой связи с Эзелем, днем им не хватает, а в сторону близкого Копенгагена сейчас ползет грозовой фронт и глушит слабенькие сигналы почти начисто.

Собака окончательно обнаглела, сожрала почти весь сахар и упирается, когда я попыталась её пропихнуть обратно под сиденье, на прежнее место. Звери меня любят… Замолвить за меня словечко некому. Тунгус Вася спит. Единственный успех — удалось добыть из рюкзака шерстяное одеяльце и подсунуть его под себя, между жесткой фанеркой сиденья и конкретно одеревеневшей попой. Попе уже почти всё равно, зато, сидеть стало гораздо выше, а разглядывать пейзажи за прозрачным пластиком — удобнее. Озираю окрестности. От непривычки — ошалеваю…