Иван Андрощук - Анатомия абсурда

К половине двенадцатого Натфиля задремала, и Гриша убавил скорость, чтобы меньше её беспокоить. Но минут через десять она застонала сквозь сон и проснулась.

– Кажется, начинается.

– Что? – не понял Гриша.

Натфиля кивнула на живот.

– Натфилёк, ты что?! Здесь на триста километров кругом – голая степь, потерпи до города!

– Н-нет, не могу, – она хватала воздух широко открытым ртом.

– Ну потерпи, милая, ну немножко! – Гриша, чуть не плача, выжимал из машины всё, на что она была способна. Наконец далеко впереди в кромешной тьме показался огонёк. – Ну вот, огонёк, там должны быть люди, – тараторил Гриша.

Огонёк горел в стороне от трассы – к нему пришлось добираться по заросшему бурьяном просёлку. Вскоре показалась большая тёмная изба – светилось в её окне. Изба была срублена сто, а то и двести лет назад – она так вошла в землю, что Грише пришлось наклониться к её окну.

Он постучал. Выглянула древняя, с ног до головы закутанная в чёрное, старуха. Слава Богу, старухи в этом смыслят, обрадовался Гриша и начал кричать ей, в чём дело. Старуха закивала и крикнула, чтобы вёл. Гриша помог Натфиле выбраться из машины и отвёл её в избу, которая состояла из одной большой комнаты и была освещена керосиновой лампой. Старуха заботливо уложила Натфилю на топчан, зажгла керогаз и поставила кипятить воду. Затем выпроводила Гришу за дверь.

Гриша пребывал в состоянии того странного возбуждения, когда происходящее вокруг плохо воспринимается и границы реальности легко исчезают, выпуская на волю монстров подсознания. Он ходил, курил, с кем-то разговаривал, потом залез в машину и включил радиоприёмник. Часы били полночь. Натфиля закричала с последним ударом. Казалось, она кричит целую вечность, хотя прошло всего две, от силы три минуты. Затем Натфиля затихла и раздался ещё один крик – хриплый, нечеловеческий вопль ужаса. Старуха, догадался Гриша и бросился к избе. Крик оборвался. Гриша распахнул дверь: Натфиля повернула к нему усталое счастливое лицо и смущённо улыбнулась. Старуха без сознания валялась у её ног. А между ногами Натфили, в крови, в плаценте, во всём том, что и должно было сопутствовать родам, лежала и таращила на Гришу расширенные ужасом глаза голова Ловергийна.

Поздней ночью Ирина Реверанец возвращалась домой. Ира еле переставляла ноги, одежда на ней была изодрана в клочья. Сегодняшняя ночь превратилась для неё в сплошной кошмар. Вечером, едва она заняла своё рабочее место у ресторана "Светлый путь", к ней на огромной скорости подкатила машина без номеров. Её затащили в машину и повезли куда-то за город. Здесь, в загородном домике, ей завязали глаза и связали руки за спиной. То что с ней делали потом, трудно назвать словами. Её как будто живую втолкнули в ад, на самое дно преисподней. Все её ощущения слились в невыносимую, дикую, пульсирующую боль. Её выворачивало, она теряла сознание – но каждый раз её приводили в сознание, чтобы снова терзать.

Ира и сама не знает, как ей удалось выжить после всего этого. И не только выжить – но и бежать. Смутно припоминает ветви, которые хлестали по лицу, вспаханное поле. Овраг, в который провалилась, когда кончилась пашня. Потом – снова какие-то заросли, потом – колыщущиеся вдали огни города, который своими очертаниями напоминал огромный светящийся диск – точь-в-точь как тот, который показывали в городских теленовостях.

Потом её снова похитили. На этот раз – какие-то врачеобразные извращенцы. Эти её не мучили, но страху нагнали ещё похлеще чем те, первые. Думала, будут препарировать. Затащили в какое-то длинное помещение, раздели, положили на стол. Направили на неё лампы, ходили кругом, рассматривали, ощупывали, заглядывали в уши, в рот, в нос, в… словом, везде заглядывали. Потом пришёл ещё один – видно, старший. Тот, который заглядывал больше других, подошёл к нему и говорит:

– М-да. Это даже где-то красиво. Не знаю, как вы, экселенц, но я от всего этого даже испытываю эстетическое наслаждение. Так что с женской особью, думаю, проблем не должно возникнуть.

Старший осмотрел Ирину, поднял и согнул в колене её ногу, затем то же проделал с рукой:

– Да, но вот что касается мужских особей…

– Здесь тоже должно быть без проблем, – заверил эстет. – На первых порах мы можем ограничиться сугубо внешней, визуальной атрибутикой, чего, учитывая психологические аспекты межполовых отношений, будет вполне достаточно… – разговаривая, эти двое вышли, за ними гуськом потянулись остальные. Ира осталась одна. Встала, собрала свои лохмотья, оделась. Никто её не сторожил, никто не задерживал. Вышла в длинный тёмный коридор, долго плутала в поисках выхода, наконец оказалась на улице.

И вот теперь, еле переставляя ноги, она шла домой по пустому, как будто вымершему, городу. Не было сил ни ругаться, ни плакать – только стон вырывался иногда из глубины истерзанного тела. Внезапно, словно ветер в, листве, прошелестел тихий голос:

– Ира, можно вас проводить?

Вздрогнула, обернулась – высокий, аккуратно одетый юноша шёл за ней, всего в трех шагах.

– Откуда ты меня знаешь?

– Мы с вами жили в одном доме, – юноша поравнялся с ней: Ирина взяла его под руку.

– Жили? Значит, ты уехал?

– Нет, я умер.

Умер?! Умер… – и вдруг Ирина поняла, что всё это значит. Поняла, почему не помнит, как выжила и убежала от тех, за городом – потому что не выжила и не убежала. Потому что они замучили её до смерти или убили – а ветви, хлеставшие по лицу, пашня, овраг – всё это было, когда её тащили убивать. Или выбрасывать, уже мёртвую. Те, другие, похожие на врачей – это и были врачи, а помещение, в котором её осматривали – это был, конечно, морг. Странным был их разговор – но кто знает, какие спектакли они устраивают в своих анатомических театрах? Из глаз хлынули слёзы, тонкий стон, похожий на крик умирающей птицы, вырвался из груди.

– Значит… значит, я тоже умерла, – пролепетала она, глотая слезы.

– Нет, вы живая, – прошелестел мертвец. – Вы – тёплая.

Тёплая… Ирина коснулась его бледной кисти – и вздрогнула, ощутив жуткий могильный холод.

– А ты… Ты – почему здесь? – странно, однако ни страха, ни чувства враждебности.

– Потому что я люблю вас – прошелестел мертвец.

Ирина посмотрела ему в лицо и нашла его очень привлекательным.

– Странно, я никогда тебя раньше не встречала…

– Я вас тоже видел только однажды. За несколько мгновений до моей смерти.

– До твоей смерти?

– Да, и это были самые счастливые минуты в моей жизни. Я жил пятью этажами выше вас. В тот вечер я потерял ключи от квартиры и не мог попасть домой. Зашёл к соседям – решил залезть в своё окно с их балкона. Отговаривали – не лезь, сорвёшься. Не послушался, полез… Ну и сорвался. Когда пролетал мимо вашего окна, увидел вас, и… До сих пор не могу понять, что произошло – как будто крылья выросли. Я стал словно невесомым, словно парил на одном месте. Со мной никогда раньше такого не было, я и не поверил бы никогда, что такое возможно. И это продолжалось всё время, пока я вас видел. Потом, уже после смерти, я долго думал, что произошло, и решил, что полюбил вас. Иначе никак нельзя объяснить. Только любовь так может…