Игорь Градов - Кладбищенский смотритель (сборник)

— Не важно, — отмахнулся парень, — не на концерте. Как могу, так и пою. Главное, чтобы люди деньги бросали.

— Немного пока у тебя, — скептически заметил Элвис.

— Брось доллар, будет больше, — ухмыльнулся парень.

— Нет у меня…

— Тогда вали отсюда, — грубо ответил парень. — Не видишь — я работаю!

И снова забренчал на своей гитаре. Элвис постоял еще немного, послушал, а затем предложил:

— Слушай, а давай я вместо тебя немного поиграю. А то от твоего кошачьего воя уши вянут. Может, дело лучше пойдет…

— Валяй, — неожиданно согласился парень, — мне давно курить охота.

Он достал сигареты и закурил, а Элвис начал настраивать гитару. Дерьмо, конечно, тупая деревяшка, но другой-то все равно не было.

Кое-как настроил, взял первые аккорды. И сразу же накатило — вот он на сцене, а перед ним — толпа молоденьких девиц, визжащих от восторга. Элвис улыбнулся и потихоньку запел: «Я так одинок, крошка, так одинок…»

Это была его любимая песня — «Отель разбитых сердец». Возле них тут же притормозила немолодая дама, послушала, достала из бумажника доллар и бросила в футляр.

— Спасибо, молодой человек, вы так замечательно поете! Почти как сам Элвис. Под эту песню, кстати, муж сделал мне предложение. Как давно это было!

Дама ностальгически вздохнула и побежала дальше, а Элвис запел громче, уверенней. Возле него начали останавливаться другие прохожие, и вскоре образовалась небольшая толпа.

— Эй, люди, — вылез вперед владелец гитары, — мы тут не просто так стоим, а работаем! Кидайте-ка монетки!

В футляр полетели деньги, а Элвис уселся повыше, чтобы всем было хорошо видно, и запел очередную песню. Слушатели стали подтягивать — им явно нравилось.

— Отлично, ребята, — улыбнулся Элвис, — а теперь давайте что-нибудь повеселее, а то стало прохладно…

И лихо забацал «Джонни Би», а сразу потом — «Охотничью собаку». Публика стала хлопать, топать, свистеть, в футляр дождем полетели монеты. Наконец Элвис исполнил свою ударную — «Голубые замшевые ботинки».

Из толпы вынырнул пожилой мужчина в дорогом костюме:

— Слушай, сынок, я Том Паркер, продюсер шоу «Двойники», что в казино «Вавилон». Знаешь, где это?

Элвис кивнул — как же, сам там не раз выступал. В прошлой жизни, конечно. Вслух же он этого, разумеется, не сказал — а то и вправду сочтут за психа.

— Ты похож на Элвиса, — заметил Паркер, — и поешь вроде бы неплохо. Если подучить — сойдешь за его двойника. Вот тебе визитка, приходи сегодня вечером в «Вавилон». За каждое выступление — двадцать баксов плюс бесплатный ужин. Устраивает?

Элвис кивнул — конечно, надо же с чего-то начинать. Он доиграл последнюю песню, вернул парню гитару, и они по-братски разделили заработок. На каждого вышло почти по десять баксов. Немного, конечно, но на ужин вполне хватит.

Элвис погремел в кармане мелочью и пошел в кафе — есть и отогреваться. А заодно готовиться к вечернему выступлению. «Здравствуй, Америка, я вернулся!» — тихо произнес он.

Когда я вхожу в комнату (неважно, где и в какую), люди обычно отодвигаются от меня подальше. Или стараются вообще покинуть помещение, если есть такая возможность. Я уже привык к этому и не осуждаю их: быть изгоем — часть моей профессии. Профессии палача. Никому не хочется находиться рядом со мной, а многим — просто невыносимо. В нашем высокогуманном и человеколюбивом обществе профессия палача популярностью не пользуется. Как можно лишить человека жизни?! Пусть даже самого последнего и по приговору суда…

Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что мои клиенты редко бывают отъявленными мерзавцами или негодяями. Чаще всего — это люди, совершившие непоправимый поступок и приговоренные за это к смерти. Расследование по их делу обычно бывает долгим и дотошным — чтобы, не дай бог, не допустить ошибки. Но когда все суды и инстанции пройдены и все апелляции отклонены, то приговор вступает в силу. И тогда вызывают меня — привести в исполнение. Или приглашают кого-то другого из наших, кто больше подходит.

Без палача не может обходиться ни одно общество, даже самое гуманное. За смерть у нас обычно наказывают смертью, хотя мне лично кажется это не совсем правильным и справедливым. Гораздо логичнее было бы оставить человеку жизнь, но сделать так, чтобы страдал и мучился. Долго, очень долго. Но нет: принцип человеколюбия требует, чтобы преступника непременно казнили, однако при этом предоставили возможность защитить себя. Такой парадокс — приговоренный имеет право сражаться за свою жизнь. И даже отстоять ее на честной дуэли. Если получится — он будет жить, нет — один смертник убьет другого смертника. Что справедливо и честно. И даже по-своему изящно.

Такая грустная мысль в очередной раз пришла мне в голову, когда я добирался до Сулы. Дальняя, провинциальная планета находилась на самой окраине освоенной нами Вселенной, но, тем не менее, она входила в Галактический союз и, следовательно, попадала под его юрисдикцию. И на ней действовало правило — «убей палача». Преступник, приговоренный к смерти, мог выбрать дуэль, чтобы отстоять свою жизнь. А правительство обязано предоставить ему выбор оружия и найти достойного соперника. И проследить, чтобы все было по закону.

На этот раз моим клиентом оказался некий Боб Дорел, примерный отец и отличный семьянин. Но однажды он не вовремя вернулся с работы и застал свою жену с молодым любовником. В припадке ревности убил обоих, а затем хладнокровно зарезал всех своих детей — чтобы не страдали без любимой мамочки. Такой вот любящий отец… А также еще он застрелил двух полицейских, вызванных бдительными соседями. За все это по совокупности его и приговорили к казни. А исполнителем приговора должен был стать я.

Мне приказали прибыть на Сулу и совершить правосудие. Билеты на межпланетный лайнер и шаттлы были заказаны, мое имя, как всегда, внесено в список пассажиров, а потому я отправился немедленно: чем быстрее сделаешь свою работу, тем быстрее освободишься. Если останешься жив, конечно. Ведь палач — тоже смертник, когда-то кого-то убивший и приговоренный к казни. И его жизнь — лишь отложенная на время смерть.

Я добрался до космопорта и пересел на шаттл — до орбитальной станции, а затем на ней — в космический лайнер. Две недели в стазисе — и вот я на Суле.

Вошел в планетный катер и сел в последнем ряду. Рядом со мной имелись свободные кресла, но их никто не занимал. Пассажиры осторожно косились в мою сторону и делали вид, что не замечают. Хотя не заметить меня довольно сложно — из-за белого балахона, который я ношу. Он закрывает меня целиком, оставляя лишь щелочки для глаз и прорезь для рта. Балахон выполняет две функции — во-первых, скрывает меня от посторонних глаз во время выполнения служебных обязанностей (чтобы родственники не вздумали отомстить), а во-вторых, предупреждает: «Не подходите, здесь убийца!»