Виталий Амутных - ...ское царство

— Надо было сразу четко и конкретно ставить задачи перед артисткой. А теперь об этом поздно говорить. Поехали уже.

— Ладно, что будет, то и будет. А то и впрямь музыку будем подписывать в полночь.

И вновь мы взялись склеивать кусочки отснятого на прошлой неделе материала, — планы средние, планы общие, детали, — волею нашего произволения складывавшиеся в новую небывалую жизнь.

— Нет, эти сосиски я никогда не беру. Ну-да, конечно, расскажи мне: «из Франции». Они тебе напишут, читай только. Нет, это ты напрасно. Передавали, что потепления не ожидается. Нелочка, ты меня извини, но мне сейчас нужно будет Настюшу укладывать… Да, я тебе сама перезвоню. Ты дома будешь? Перезвоню. Давай!

Наташа кладет трубку на рычаг и, раскинув руки, объявляет:

— Что ж, идемте ужинать. Пирог, я думаю, уже готов.

— Ой, мамочка, я что-то еще не хочу. Я еще должна чудищу уши и ноги нарисовать. И жену его. И детей еще, — пытается отклонить предложение Настя.

— Начинается! — всплескивает руками мать. — Никаких чудищ. Убирай все.

— Да, дочерь, давай-ка будем складывать наши полотна, — поддерживает жену Гариф, — и пойдем пирог лопать. С яблоками?

— С яблоками, — подтверждает Наташа.

Затем семья ужинает за овальным аккуратным столиком в благоустроенной кухне, декорированной синим пластиком.

Затем родители укладывают дочь, очень трогательно склоняясь над ее маленькой кроваткой.

— Мне тут такую забавную штуку рассказали, — с усмешкой говорит Гариф, выходя из детской вослед за женой, гася на ходу свет, и, прикрывая за собой дверь.

Они идут в гостиную. Гариф плюхается в кресло, вытаскивает откуда-то из-за спины тетрис и принимается меланхолически давить на кнопки, а Наташа проходит в кухню. Телевизор все работает: «Я никогда не забывал тот день, милая моя Кончитта ». — «Я тоже. Никогда. Никогда!» — «Твои глаза похожи на жемчужные зерна…» — «О, и тогда ты говорил мне эти слова, Хуан! Это были… страшные десять лет…» — «Ты столько перенесла, любимая! Но теперь-то мы вместе и уже не расстанемся никогда». — «Никогда, Хуан, милый. Никогда!..»

В комнату входит Наташа, она приносит с собой початую бутылку с плещущейся в ней прозрачной жидкостью и два стакана, в которых постукивают кубики льда.

— Джин будешь? — спрашивает она, устраиваясь в соседнем кресле.

— Джин? Нет. А, впрочем, давай, — принимает женино предложение Гариф, продолжая прежние упражнения с тетрисом.

Наташа разливает напиток по стаканам с некоторым жеманством, почерпнутым из импортной видеопродукции.

— Осенью Настюшу надо будет в школу отдавать. Что делать?..

— Отдавать, — кивает Гариф, не отвлекаясь от своего занятия.

— Ясное море, — томно цедит слова Наташа, по временам прикладывая оранжевые губы к кромке длинного узкого зеленого стакана, — но, ты же знаешь, в престижных школах очень дорого, а куда-то так… со всякими… Не знаю. Так что там за анекдот тебе рассказали?

— А! Да, — Гариф наконец-то откладывает игрушку и берется за стакан. — Это, собственно, и не анекдот… Хотя, может, да, своего рода анекдот. Из жизни. В нашей фирме один тип работает (так, менеджер), ну, и говорит, ему предложили, мол, за одной дамой приударить. А дама, понятно, очень мягко говоря, малопривлекательная. И вот, за две недели, так сказать, ухаживания, — десять тысяч попугайчиков.

— Десять тысяч долларов? — Наташины глаза на какой-то миг стекленеют. — Какой ужас! — вдруг встряхивает она головой. — Конец света! Теперь и мужчина может лечь в постель за деньги. Да еще с каким-то чудовищем…

— Да дело-то в том, что там будто бы и в постель ложиться не надо.

— Как это «не надо»?

— Ну так. Я же не говорил, что ему спать с ней нужно… То есть, он говорил, что от него требуется только поухаживать, ну, там, всякие знаки внимания.

— И за это десять тысяч?! — тут Наташа делает слишком большой глоток джину, джин, видать, попадает в дыхательное горло, и та принимается отчаянно кашлять.

Супруг шлепает ее по спине, Наташа кашляет что есть сил, но сквозь кашель все равно пытается выбрасывать слова:

— Так не… не… так не бывает!..

— За что купил, — за то и продаю, — ничтоже сумняшеся посмеивается Гариф. — Так он меня еще спрашивает: что мне делать? У меня, говорит, семья, дети, все такое. А денег-то десять тысяч.

Наташа вдруг как-то по особенному остро взглядывает на своего супруга, как-то очень углубленно (всего одно мгновение), и тут же, вертя на столике свой стакан, вспыхивает игривым смехом:

— И он еще думает?

— Но я же говорю: у него семья, жена. Интересно, что бы ты в такой ситуации сказала? Уж вряд ли порадовалась бы.

— Тебе, Гарик, никто такого не предложит, не волнуйся. А что до меня… Просто поухаживать: ручку поцеловать, цветочки подарить? Ну и дурак же он будет, если откажется. Нет, я не к тому, что это очень хорошо… Но, если б даже у них там что-то и произошло раз-другой, — так, известно, с мужчины в такой ситуации как с гуся вода. Это для женщины серьезно.

Они замолкают, глядя в телевизор. А тот старается, несет пеструю околесину: «Я достал самый страшный, моментально убивающий яд, моя драгоценная Кончитта. Я принес его, чтобы мы, смешав его с этим прекрасным вином, выпили, и навсегда остались вместе…» — «Ах, зачем ты говоришь эти страшные слова? Я и так обо всем догадалась с первой минуты. И рука моя ни за что не дрогнула бы… Скрепив сердце, я бы сделала вид, что ничего не заметила… А теперь мне страшно, Хуан!» — «О, не бойся, родная, наша любовь все равно окажется сильнее смерти! Так поцелуй же, поцелуй меня на прощание, поцелуй страстно, как в первый раз…»

— Знаешь, котя, так хочется иметь свое авто!.. — с легкой кручиной в голосе негромко произносит Наташа, глядя на экран телевизора.

— «Котя»? Это что такое? — удивляется Гариф.

— Не важно , — говорит Наташа, отрываясь от телевизора, устремляет затуманившийся взор в потолок. — Ты бы мог машиной и не заниматься, если не хочешь. Я бы сама на права сдала… И что-бы-фи-о-ле-то-во-го-цве-та … — просто пропевает она речитативом.

Она откидывается на спинку кресла. Ее затуманившийся взор устремлен в потолок. Она забрасывает руки за голову, которые тут же оголяются от произволения скользнувших по предплечьям широких шелковых рукавов. Прекрасные холеные руки еще раз взлетают вверх, и замирают так на экране в некоем экспрессивном молитвенном порыве.

Идея создания этого сериала возникла вовсе не вместе с моим приходом на телевидение. Значительно позже, года два спустя. А до того был ряд каких-то безумных передач, все как одна бесстыже подкупные: одна была посвящена домостроительству и рассказывала о том, в каком магазине продаются восхитительные обои и божественный паркет; другая имела совсем иную направленность, она повествовала о волшебных юбках и сказочных пальто; третья… Впрочем, участие в таких или подобных им негасимых передачах продолжалось и параллельно с работой над сериалом.