Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face

«Заскочу перехватить чего-нибудь, народу немного».

Народу хоть и было немного, но свободных столов не оказалось — за каждым хоть один человек, да сидел. Юрий облюбовал себе местечко возле окна. Поставив поднос напротив мужчины, поливавшего блины шоколадом, он вежливо спросил:

— Не возражаете?

— Что вы, что вы! — от избытка дружелюбия тот даже взмахнул рукой, в которой держал нож. — Присаживайтесь, вдвоем веселее будет, главное, чтобы я вам не помешал, — он гостеприимно придвинул поближе к себе свой салат, освобождая место на столе.

— Благодарю, не беспокойтесь.

Судя по «окающему» выговору, мужчина был из приволжских мест. Покосившись на табличку с надписью «Распивать спиртные напитки строго воспрещается!», он вытащил из портфеля «чекушку», плеснул немного водки в свой стакан и нерешительно предложил:

— Как насчет того, чтобы за компанию?

— Благодарю вас, я не пью, — это прозвучало очень резко и почти грубо, потому что Юрия уже начала раздражать радушная говорливость его vis-a-vis. Он подосадовал на себя за то, что не сел за соседний столик — там гладко выбритый человек с индифферентным лицом неторопливо поедал блины. Он с методичностью автомата отправлял их в рот маленькими кусочками, и ничто на свете кроме еды его, казалось, не интересовало.

«Окающий» мужчина слегка смутился, убрал бутылку и сказал, словно оправдываясь:

— Да я, честно говоря, тоже не злоупотребляю, мне от язвы врачи рекомендовали. Предложил просто, потому что не удобно — сам пью, а человеку не предлагаю. Вы простите, если обидел — я ведь в Москве в первый раз и проездом, не знаю, как тут принято.

— Нет-нет, — Юрию стало неловко, — вы извините, у меня просто сегодня был трудный и не очень удачный день.

— В командировке здесь? — слегка раскрасневшись от водки, vis-a-vis вновь начал кромсать ножом блин.

— Нет, я москвич.

— Москвич? — удивился мужчина и, покосившись на толстое обручальное кольцо Юрия, деликатно поинтересовался: — А что ж дома-то не ужинаете? Домашняя еда для желудка полезней. Я один живу, и то в обеденный перерыв домой прибегаю покушать, от нашей столовой мне душу воротит.

Юрий слегка улыбнулся наивности провинциала.

— Ну, там, где вы живете, расстояния, наверное, другие. Мне, например, до дома еще около часу ехать, а мой желудок проголодался. Так что из всех зол приходится выбирать меньшее. А вы надолго к нам в Москву?

Мужчина вдруг сразу поскучнел и даже внешне как-то осунулся, а ответ его прозвучал отрывисто и горько:

— Не знаю, ничего не знаю. Я уже два года пишу во все инстанции, уже язву на нервной почве заработал. Решил вот лично в столицу приехать. Приехал, а теперь сам не знаю, что я тут делаю, зачем везде хожу — все словно оглохли, хоть криком кричи, и никому до правды дела нет. Словно мы живем не в советское время и не в Советском Союзе.

Пожав плечами, Юрий вспомнил о своей выброшенной на помойку диссертации и с легкой иронией в голосе ответил:

— Знаете, я как раз сегодня пришел к мысли, что никакая правда не стоит испорченного здоровья и нарушенного душевного покоя. Лучше оставить все, как есть. Зачем постоянно себя взвинчивать? Так можно искалечить себе жизнь или вообще сойти с ума.

Его слова и тон почему-то задели собеседника за живое.

— Сойти с ума! — саркастически повторил он. — Да, мне уже кое-кто намекал, что я нуждаюсь в стационарном лечении. — Однако нет, шалишь, у меня все запротоколировано, сфотографировано, я за свои слова и действия вполне отвечаю. Вот, посмотрите, посмотрите.

Юрию вовсе не интересно было разглядывать документы и фотографии, которые его разнервничавшийся vis-a-vis извлек из своего толстого портфеля.

— Да я верю вам, верю, не нужно, я… — взгляд его уперся в снимки:

— Что это у вас? Репродукции?

Он был не очень силен в живописи, но черно-белые фотографии не очень хорошего качества были явно сделаны с картин одного или нескольких художников эпохи Возрождения. Перебирая фотографии, мужчина говорил тоном человека, собирающегося излить душу перед прыжком в пропасть.

— Я вам сейчас расскажу, а вы уж сами судите, кто здесь сумасшедший. Для начала представлюсь: Самсонов Леонид Аркадьевич. Родился в Пензенской области, в семидесятом окончил областной институт культуры и по распределению был направлен работать в Кемь — есть такой городок там, где река Кемь впадает в Белое море. С исторической точки зрения интереснейшее место, я вам скажу. Посадница Марфа Борецкая в пятнадцатом веке пожаловала его Соловецкому монастырю, а с восемнадцатого века Кемь — уездный город. Открыл его, между прочим, сам Гаврила Романович Державин в бытность свою олонецким губернатором. Знаете, о ком сам Пушкин писал: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». Вам не скучно меня слушать?

— Нет, напротив, — Юрий и впрямь теперь слушал Самсонова с живым интересом. — Я, знаете ли, по специальности экономист, но с детства всегда интересовался историей, меня в школе даже учителя обвиняли в том, что я специально читаю исторические книги, чтобы потом смущать их вопросами на уроках. Хотел даже сначала стать историком.

— Тогда вас это действительно заинтересует, — обрадовался Самсонов. — Так вот, в восемнадцатом веке там был выстроен деревянный Успенский собор. После революции, когда служителей культа изгнали, его собирались сносить, но потом все же решили оставить, как исторический памятник. Недалеко от собора открыли исторический музей — в самом соборе этого никак было нельзя, потому что он деревянный. По технике безопасности, сами понимаете — там ведь и школьники, и взрослые на экскурсию приходили. Меня назначили директором этого музея — должность не ахти какая важная, в подчинении у меня уборщица, нянечка из раздевалки и старушка-экскурсовод. Музей бесплатный, доходу государству, разумеется, никакого.

— Что ж, правильно, наверное, — пожал плечами Юрий, — истинно-культурные ценности должны быть доступны всем. Если буду в тех краях, обязательно посещу ваш музей.

— Вряд ли, — лицо Самсонова подернулось печалью. — Слушайте дальше. Однажды, когда мы с электриком, проверяли проводку в соборе, я обнаружил тайник, а в тайнике… Нет, вы представить себе не можете — там были подлинные полотна Ван Дейка, Дюрера, Хольбейна-младшего.

— Не может быть!

— Да, именно — двадцать неизвестных человечеству полотен. Подлинники.

— Вы могли ошибиться.

— Я немедленно написал в Москву, к нам выехали эксперты. В результате выяснилось, что в восемнадцатом веке в тех краях проживали купцы Соловьевы, которые вели торговлю практически со всеми странами Скандинавии. Семья невероятно богатая, предки их были старообрядцами, а в конце восемнадцатого глава семьи Михайло Соловьев перешел вместе со всеми чадами и домочадцами в новую веру и решил сделать подарок собору — бесценную коллекцию картин. Счастье, что собор уцелел во время пожаров, которые порою вспыхивали в тех местах — иначе коллекция была бы уничтожена. После революции попы спрятали картины в тайнике, чтобы они не достались Советской власти.