Барри Лонгиер - Тихая

Оба она засмеялись этому звуку, а когда успокоились, Тихая показала знаками брату: «Научи меня рыгать. Это так смешно. Покажи мне, как. Пожалуйста.»

— Не знаю, сможешь ли ты научиться. У меня это заняло кучу времени.

«Ну, пожалуйста.»

Рахман снова пожал плечами.

— Вначале надо заглотать побольше воздуха и удержать его. Делай так. — Рахман заглотнул немного воздуха и слабо рыгнул.

Тихая попробовала несколько раз, но так и не смогла научиться.

«Наверное, женщины этого не могут.»

— Могут, могут, — сказал Рахман. — Акил Нумайр научил рыгать одну из своих сестер, и она делает это даже лучше, чем он сам. — Рахман нахмурился и надолго задумался.

«Братец, покажи мне еще раз.»

— Нет. — Он медленно покачал головой и внимательно посмотрел на сестру. — Акил научил сестру. Она рыганием даже выговаривала слово. Но кто-то поймал их. Сестру побили за учение, а Акила — за то, что он ее учил. Я не думаю, что этого хочет Бог. — Он покачал головой и посмотрел сердито. — Наверное, лучше обо всем этот забыть.

Тихая в это время смотрела на экран, где у клыкастого иманта над головой появился яркий свет. Он спрятал свою маленькую синюю книжечку и наклонился, чтобы посмотреть под скалу, где все, включая самого мальчишку, знали, что там ему не спрятаться. Имант дернул своими придатками, вытащив мальчишку за воротник из-за скалы. Мальчишку звали Коко. Имя иманта было Пушок.

— Онан, ветер меняется к худшему, — серьезным голосом проговорил Набил. Он сидел за кухонным столом, потягивая чашу абануша. — Помяни мои слова. Дело немногих дней — и мы все обнаружим, что вымаливаем объедки у работающих на фабрике женщин.

— Вах! — отвечал повар из глубины проверяемой гигантской кастрюли. Посудомойка Джойна чинно стояла неподалеку с опущенным взглядом, уважительно ожидая приговора Онана. Ти улыбнулась гулкому звуку голоса повара. С головой внутри кастрюли голос его звучал басовито и мощно. Именно таким она воображала себе голос Алилаха звучащим много тысяч лет назад, когда Он сказал Ною, что разрушит планету-прародительницу.

Онан вытащил голову из кастрюли, с удовлетворением кивнул посудомойке и передал ей тяжелую кастрюлю, чтобы та повесила ее вместо с остальными, пока Тихая пробиралась между плитами к своему безопасному уголку.

— Набил, — начал повар, — судя по тому, о чем ты беспокоишься, просто удивительно, что священники не посадили тебя в холодную и не вмазали несколько сотен вольт. Клянусь Основателем, после этого ты увидел бы тот еще свет.

Тихая прислонилась к стене, сбросила вуаль и сунула руку в карман. Достав крошечную синюю книжечку, она открыла ее и загляделась на странные знаки на первой странице.

Харут Айб читал из «Шайтана». Наверное, эта книжечка есть его экземпляр «Книги Мира». Но тогда зачем же Пушок, имант из мультика, смотрел в свою маленькую синюю книжечку, чтобы найти Коко? А когда он нашел Коко, почему мальчишка оказался в таком месте, где никто его не ожидал увидеть, включая самого Коко?

В заголовке первой страницы стояла отдельная группа знаков. Наверное, эти знаки составляют слово «Шайтан», написанное мужскими письменами.

Тяжелая руку со стуком поставила чашку на кухонный стол.

— Насмехайся надо мной, если желаешь, Онан, но я слежу за новостями. Я слышу то, что говориться между слов.

— И что же ты услышал? — засмеялся повар, наливая себе чашку сдобренного маслом чая и усаживаясь за стол. — Или мне лучше спросить, что ты думаешь по поводу того, что услышал?

Пока повар и старший слуга разговаривали, Тихая рассматривала группу знаков в центре первой страницы. В ней было тринадцать запрещенных ей письменных знаков. Если это слово «Шайтан», то знаков слишком много.

Голос Набила стал громче:

— Смейся, если хочешь, Онан, но пошевели-ка мозгами. Доксы набрали достаточно поддержки, чтобы сделать коалицию возможной…

— Этого никогда не случится, — прервал его повар.

— Если они получат контроль над правительством, Джорам не захочет присоединяться к мировому конгрессу. А если не вступим мы, то никто не вступит, а если никто не вступит, то никто и не разоружится. В таком случае дело лишь времени, когда мы еще раз станем искать пророков, за которыми последуем по лужам крови.

— Я думаю точно так же, Набил. Никто не хочет войны, поэтому никто не захочет повернуться к ортодоксам. Так в чем же здесь угроза?

— Угроза находится прямо здесь, в Джораме, Онан. Ведь сейчас реформисты удерживают власть только потому, что Микаэль Ючель продолжает обещать луну с неба разъединенным партиям, луну, которую не сможет им добыть. И если эти партии охладеют к Ючелю, то Тахир Ранон и его докси станут все держать в своей чертовой удавке.

— Слушай, что ты такое болтаешь. Реформисты не проигрывали выборов больше двенадцати лет.

— Это было до того, как армия Джорама спуталась с бахаистами, — напомнил Набил.

— И что же это меняет?

— Это все меняет, мой самовлюбленный друг, сидящий в тиши и безопасности свое малюсенькой кухни. Что, если люди Джорама будут убеждены, что скоро начнется война? Они же дважды подумают, прежде чем допустить реформистов в правительство. Когда доходит до драки, люди чувствуют большую безопасность, когда делами занимаются докси. Только партия ортодоксов знает, как вести джихад.

— Клянусь Христом, Набил, брось-ка эту тему, пока шары твои не лопнули. Что так вытаращился?

— Ну, мы еще поглядим, поглядим.

Оба замолчали, а девочка продолжала изучать незнакомые знаки. Вперед, назад, по одному за раз, они не имели смысла без объяснения. В мужском письме чересчур много букв. Одна мысль изводила ее: что если вдруг книжечка написана вовсе не мужским письмом? Что если она на языке имантов?

— Джихад, — сплюнул Онан. — Что ж, докси просто обожают это древнее проклятие.

— Это верно.

— Не могу себе представить, что люди снова купятся на это. Последняя священная война докси была просто чертовой кровавой кашей. Разве ты сам не помнишь? В каждой семье носили траур.

— Верно.

— И многие другие тоже вспомнят, друг мой. Докси кончены. Считай, это просто записано на скрижалях.

— Считай, записано, — передразнил Набил. — Почитай-ка мне из своей гадательной книжечки, пуховерт.

— Набил, я видел ужас джихада только на экранах. А мой отец сам побывал на войне и рассказал мне кое-что гораздо похуже того, что дошло до экранов новостей. Своих проклятых муджахединов докси заставляли совершать жестокость за жестокостью, пока сама армия не восстала, не атаковала фанатиков и тем положила конец войне. Думан Амин тоже был там. Он тебе расскажет. Или спроси Джамила. Он был сержантом Думана.

— Многие не помнят эту войну, Онан. Только это я и говорю. Выросло целое новое поколение.