Михаил Юрьев - Третья Империя

Я не могу сказать, что представления русских о справедливости радикально отличаются от наших, но они определенно отличаются от тех, которые были ранее свойственны им же самим. Ожесточенные разногласия по поводу того, что справедливо, а что нет, всегда имели у русских место — но в силу их общего мировоззрения лишь по поводу общественной жизни, а не индивидуальной. Они лишь задавались вопросом «Стоит ли всеобщее счастье слезинки невинно замученного ребенка?» — но никогда не думали о том, стоит ли этого индивидуальное счастье. Ответ на второй вопрос был для них очевиден: счастье в этом случае невозможно. А вот первый вопрос, точнее выбор положительного на него ответа, принес им немало крови — от эсеровского и красного террора до сталинских репрессий. Ничего удивительного — для русского национального мироощущения весьма характерно желание добыть другим счастье любой ценой, часто — увы! — приводящее совсем к обратному. Ведь соблазн совершить зло ради других, особенно если при этом жертвуешь и собой, есть самый тяжкий искус, который дьявол подбрасывает людям. Но не меньший соблазн — совершать зло (или оправдывать его совершение) ради крепости веры и величия державы. Поэтому здесь крайности смыкаются: еще в начале нашего века многие русские, придерживающиеся вполне православных и консервативных взглядов, одобряли сталинские репрессии против невинных людей (кроме разве что репрессий в отношении духовенства) — причем не менее искренне, чем убежденные коммунисты. Как же, ведь это делалось ради усиления русской державы — значит, делалось правильно.

И те и другие представления существуют в российском обществе и поныне, только теперь они не столь важны, поскольку политических прав у российского общества нет. В реальности у желающих облагодетельствовать народ против его воли нет даже и нелегальных возможностей влиять на политику — хотел бы я посмотреть на подпольные организации, хоть эсеровского или большевистского, хоть «дем-российского» типа в современной России! Здесь им будет противостоять не расслабленная царская и не импотентная деморализованная позднесоветская, а безжалостная и решительная опричная политическая полиция — любая подпольная террористическая организация едва ли просуществует в Империи хотя бы месяц. А для самой опричнины вопрос о том, оправдывает ли цель средства, совершенно неактуален в силу полной его очевидности — разумеется, нет.

Дело в том, что целью для опричников, как я уже писал, является государство; но государство не как надстройка над нацией, а как свидетельство перед Сыном Божьим, что живы заветы Его. Ведь вернувшемуся Сыну не предъявишь ни победы над врагами, ни порядок в стране, ни процветание народа, если не смог сохранить Его заветы; как сказал Он Сам: «Какая польза человеку, если и весь мир приобретет, а душе своей повредит». Поэтому мощь державы ценой совершения несправедливости для опричников даже не соблазн — такая держава им просто не нужна: власть ради власти их не интересует, а народное счастье интересует еще менее. Зло, конечно, можно победить злом (как правило, еще большим), но вряд ли это зачтет за победу тот единственный Судия, Чей приговор для опричников важен.

Так опричники, а значит, сама Империя понимают справедливость: древнеримская максима «пусть лучше рухнет весь мир, чем нарушится справедливость» для них не абстракция, а конкретное руководство к действию: не зря же они — Третий Рим!

Опричники не чистоплюи и, будучи воинами и правителями, прекрасно сознают, что бывают в жизни страны ситуации, когда без жертв не обойтись, но они не верят в то, что из этих ситуаций нельзя выйти, не измарав свою честь и совесть. И будь они у власти в стране в сталинские времена, они, вполне возможно, тоже увидели бы, что не обойтись стране без массового полурабского труда, — но тогда они бы постановили, что работают на рытье каналов и постройке железных дорог все по очереди. Если бы они увидели, как увидел Иосиф Великий, что страна нуждается в устрашении, они не стали бы прятать голову в песок — но при этом никогда бы не избрали путь наказания заведомо невиновных, оправдывая его варварской истиной «бей своих — чужие бояться будут». Вместо этого они бы казнили только реально виновных и провели бы другие акции устрашения, но прилюдно и таким образом, чтобы весь народ остолбенел от ужаса. Опричники понимают, что бывают в жизни страны ситуации, когда приходится уничтожать и невинных — например, если возникнет смертельная эпидемия, от которой нет лечения, а очаги надо локализовать. Но они никогда не пойдут на подобные меры, если есть другой выход, и именно так относятся к сталинским репрессиям.

Только следуя этим принципам, считают опричники, можно построить государство, достойное гордости им, государство, которое стоит защищать любой ценой. И это не теория, а самая что ни на есть практика: стремясь быть справедливыми, опричники не объявили чрезвычайного положения и не начали массовых репрессий даже в тяжелый момент мятежа 2037 года — хотя активистов расстреливали, а бунтующие толпы без колебаний рассеивали пулеметным огнем. Также во время третьей кавказской войны опричники отказались от обстрелов сел, зачисток и фильтрационных лагерей, но при занятии населенных пунктов в обязательном порядке подвергали полевому технодопросу всех жителей (на глазах у односельчан) и признавшихся в пытках или убийствах русских пленных — будь то женщины, старики или дети — расстреливали на месте. А при подавлении восстания палестинцев на острове Израиль (до выселения арабов из Империи в 2023 году) они запретили применявшийся ранее евреями снос домов и поселений мятежников — семья не отвечает за своего главу, — но при бросании камней в русские патрули огонь на поражение открывался даже по подросткам: никто не смеет поднять руку на Империю! Даже когда решался вопрос, какие реликвии отдать Римско-католической церкви при ее исходе — первостепенный вопрос для православной державы! — Империя постановила: оставляется лишь то, что в то или иное время было украдено или отнято католиками у любой из православных церквей. Только так будет справедливо, и никак иначе. А все иное противоречит чести рыцарей без страха и упрека, каковыми и являются, без всякого преувеличения, русские опричники.

Такое понимание справедливости (как абсолютного императива) радикально отличает опричников от правых русских консерваторов. Те одобряют не только репрессии и убийства невиновных во Второй Империи, но и существовавшие в Первой Империи рабство (и считают ошибкой его отмену), закрепленность крестьянина за общиной, наследственную сословную дискриминацию и прочие проявления крайней несвободы, оправдывая их всевозможной псевдоправославной и мистической чушью. Нет нужды говорить, что консерваторы являются идейно столь же чуждыми и даже враждебными Империи, как и либералы, хотя и с обратной стороны.