Александр Розов - Футуриф. Токсичная честность.

— Бизнес? — изумленно переспросил султан.

— Да, бизнес, — подтвердил Гарри, — мы ведь на эту тему встречались с вами. Подводное коренное месторождение платиновых металлов, возможно — крупнейшее на планете.

— О, Аллах! Как вы можете об этом говорить в такой момент?!

В ответ Гарри Лессер снова чуть грустно улыбнулся.

— Так уж я воспитан. Трудная биография. Мать — юная разбойница-рецидивистка, отец — наркоман, оба умерли раньше, чем я научился говорить. Дедушка по отцу — миллиардер, своеобразный человек, поручил меня воспитательской заботе фигуранта, двадцать лет прослужившего у него решателем необычных задач… Вроде той задачи, которую мы в данный момент обсуждаем. Мне пришлось научиться смотреть на это спокойно.

— Так… — произнес султан, — …А могу я сам поговорить с королевой?

— Разумеется, Хаммад, вы можете! Королева любит общаться по SKYPE. Ее развлекает возможность говорить с призраком живого человека, возникающим на дощечке. Такое представление о видеосвязи у многих первобытных племен. Я могу сейчас поговорить непосредственно с мистером Нбунгу, торговым министром королевы…

— …Так, поговорите же! — в нетерпеливом отчаянии перебил султан.

Пока продолжался этот разговор (с предсказуемым результатом), в другом помещении бронепалубного крейсера «Хакодатэ» шли приготовления к спектаклю: «аудиенция по SKYPE с королевой акваноидов». Группа «дипломатов» пришла к выводу, что золотой вариант одеяния королевы (который использовался при встрече с майором Интерпола и страховым комиссаром) к нынешнему случаю не подходит. Султана Омана не удивишь обилием золотых побрякушек, позаимствованных у покойного эмира эль-Обейда. Но, в распоряжении группы оказался красивый раритет: парадные самурайские доспехи.

Вероятно, капитан крейсера старался соответствовать самурайскому образцу (что было модно в Японии эпохи «showa», после отмены моды эпохи «meiji», когда самурайская традиция отрицалась, как пережиток сегуната). Так вот, капитан изображал самурая и, соответственно, держал в своей каюте доспехи из тонкой лакированной стали, и мечи «katana» и «tanto». Оба меча, как вещи священные, он забрал с собой, покидая корабль, доспехи же оставил (как слишком громоздкие для шлюпки), но, по-японски аккуратно упаковал их в промасленный брезент. Так они не испортились более чем за сто лет.

Сейчас, тронный костюм королевы был утвержден в составе:

Gessan (латный пояс с разрезной кольчужной юбкой).

Sode-kote (кольчужные защитные браслеты, закрывающие плечи и предплечья).

Kabuto (каска с фигурным золотым налобным украшением, похожим на хвост кита).

Hocho-ono (кухонный тесак, или нож-топор). Этот последний предмет был, конечно, не самурайским, но выглядел внушительно, и очень хорошо сохранился.

Королева Кинару (на самом деле — просто бойкая решительная деревенская девушка из племени воинов-охотников мвавинджи), придала себе тронный имидж не без несколько сумбурной помощи лейтенанта Хэнка Торнтона, капрала Панзи и «министра торговли» Лумиса Нбунгу (не так давно — мичмана из звена Элама Митчелла). И вот, в заключение процедуры подготовки, королева уселась на очень изящную лакированную деревянную скамью, посмотрела на себя в зеркало, установленное у стены, и проворчала:

— Ну, так, неплохо. А что я в латах, но с голыми сиськами, это правильно, да?

— То, что надо, — заверил Хэнк, — я читал, что у древних амазонок так было. А в ракурсе боевой задачи, твои голые сиськи — это дополнительный фактор давления на султана.

— Мне понятно, — сказала Кинару, и выгнула спину, так что указанные элементы бюста оказались как будто нацелены в собеседника, точнее в web-камеру.

— Круто! — оценила Панзи.

— Ага, — согласилась Кинару, — только долбанный подбородочный ремень режет. Вот же говорят, что у японцев лучшее качество, а простой подбородочный ремень…

— Минутку, — возразил Хэнк, — это сейчас у японцев качество, а доспехи средневековые.

— Наверняка фэйк, новодел, — скептически предположила Панзи, — эй, Кинару, подними подбородок, я тебе сейчас поправлю… Вот, тут ремень раздваивается и…

— …Осторожно, блин! — зарычала королева.

— Я осторожно. Вот. Так удобнее, да?

— Так, вроде нормально, — согласилась Кинару, покрутив головой.

— Поехали? — спросил Хэнк.

— Поехали! — подтвердила королева.

На ноутбук Гарри Лессера выводился дубль видео-сеанса, так что он оказался в роли наблюдателя за переговорами двух автократов: оманского султана и королевы нйодзу. Теоретически, султан был настоящий, а королева вымышленная, но практически, она выглядела гораздо убедительнее, чем султан. Заметив это, Лессер, приучивший себя к немедленному анализу любых неожиданных впечатлений, задумался: а почему так?

Казалось бы, Хаммад бин Теймур аль-Сайид, потомок нескольких поколений султанов, должен отлично соответствовать своему трону — но перед ним никогда ранее не стояла задача защищать свое положение от реальной угрозы. С юношеского возраста он видел только покорность, и слышал только лесть. Естественно, Хаммад стал зеркалом своих придворных, своих наложниц, и своих слуг.

Иное дело — Кинару. По обычаю мвавинджи, она начала добывать пищу с того дня, как физически могла натянуть тетиву охотничьего лука. С того же дня ей пришлось учиться охранять свою добычу от других хищников — четвероногих и двуногих. У нее хватало причин выработать волю к сопротивлению любой враждебной силе. Кинару никогда не видела настоящих королей и королев — она училась по игровым фильмам жанра «heroic fantasy» 1980-х. И ей было несложно — поскольку она априори соответствовала образу.

Точнее сказать, она соответствовала идее лучше, чем самый удачный из кино-образцов. Манера выдвигать требования в первобытном стиле — завораживала. Кинару совсем не стремилась представить эти требования, как продукт своей мысли. Она была слишком нецивилизованна для этого. Вероятно, она ощущала себя частью некого загадочного и бесконечного круговращения природных сил, и вот, именно от такого круговращения исходила необходимость… Или скорее неизбежность выполнения требований. И даже вопрос так не стоял: выполнять или не выполнять. С законами природы не спорят. Их принимают, как данность — или гибнут в бесперспективной попытке их не замечать.

Сейчас, наблюдая на экране, как экваториальная африканская охотница психологически давит аравийского монарха, вынуждая его почти безропотно принимать, прямо скажем, людоедские условия, Лессер мысленно потешался над Хаммадом. Этот султан, который надувался от гордости за свой средневековый исламский фундаментализм, который так демонстративно плевал на человеческое достоинство окружающих, вдруг столкнулся с оппонентом, отстоящим в сто раз дальше от современной цивилизации. И поскольку средневековая решимость была лишь наглой позой султана — типичного паразита на высокопродуктивном теле машинно-информационной цивилизации — он спасовал. Он безропотно прогнулся перед палеолитом, глядящим на него глазами голодной гиены, бродящей по саванне в поисках добычи. Вот и все переговоры.