Александр Розов - Футуриф. Токсичная честность.

— И как успехи у вашей мамы? Она часто выигрывает? — поинтересовалась Елена.

— Иногда, по мелочи, — ответил англичанин, — я же говорю: это развлечение, хобби.

Елена Оффенбах широко улыбнулась.

— Отличное хобби! Ну, а теперь, вот что я предлагаю: не торгуйтесь с Флегенхаймом за деньги. У него, похоже, инструкция: дать не больше четырех с половиной миллионов за акцию. Торгуйтесь за площадь участка. Не десять, а двести гектаров. Или, хотя бы, сто.

— По-моему, — сказал Гюнтер, — администрация готова удавиться за лишний метр.

— А, по-моему, — ответила Елена, — администрация не могла не оставить своему адвокату какое-то поле для маневра. И, если это не деньги, то это площадь.

— Гм… Да, вероятно, вы правы. В любом случае, попробовать поторговаться можно.

— Согласен, — отозвался Патрик Хэммелен, и повернулся к Акеми, которая уже включила ноутбук, и сосредоточенно щелкала «мышкой», — эй, Ми, что ты делаешь?

— Я покупаю экспертную систему, про которую ты сказал. Нам ведь надо сначала найти условно-перспективные участки, а уж потом торговаться с Йакобом Флегенхаймом.

— Вот и начало работы, — прокомментировала Рената Киршбаум, — но, мы забыли очень важную деталь. Скажите, Елена, мы можем рассчитывать на ваше участие в квесте?

— Да, если мы договоримся об условиях.

— Понятно. Тогда, наверное, мы вас покинем на полчаса и посоветуемся.

— Наверное, Рената, проще будет, если я вас покину на полчаса. Вас четверо — я одна. Я поболтаю с барменом за стойкой, а вы меня позовете, когда будете готовы.

Чартерный Boeing-737 из Неаполя, выполняя разворот, снижался над Могадишо. Мимо иллюминатора проплыл серо-желтый ландшафт, мелькнуло синее полотно Индийского океана, а потом появилось нечто такое, из буро-зеленых полос, помятых грязно-белых кубиков и бурых столбов.

— Это что? — спросил Сван Хирд, глядя вниз.

— Это столица Сомали, — сообщила Елена Оффенбах.

— Что? Это Могадишо? Не может быть! — удивился он.

— Еще как может, — авторитетно сказала она, — в Могадишо 30 лет идет война. Немного странно, что от города еще что-то осталось.

Тем временем, самолет вышел на глиссаду — гудение поменяло тембр, мимо мелькнули непонятные развалины, потом обломки какой-то ржавой техники. Раздался скрип — это шасси поймали покрытие полосы. Пробег — и самолет остановился в полста метрах от длинного желтого здания с лазурными полосками. Пока откуда-то с дальнего края поля лениво катилась тележка-трап, пассажиры имели возможность любоваться аккуратным строем из нескольких армейских бронированных джипов «Хаммер» с эмблемами ООН и надписями SFOR (Международные силы в Сомали).

Вот, наконец, трап.

Выход.

Пыльный асфальт.

Душный холл аэропорта.

Окошко паспортного контроля. Два сомалийских пограничника в мятой униформе, по непонятному алгоритму передают друг другу паспорта прибывших туристов, какие-то бланки, какие-то печати… Начинаются непонятные вопросы на ломаном английском…

…И вдруг — все изменилось.

На площадке возникло множество вооруженных людей в камуфляже разного фасона.

— А вот и комитеты по встрече, — сказала Елена.

— По какой встрече? — с подозрением в голосе спросил Сван.

— Тут, — пояснила она, — полный бардак. Поэтому, приезжают только к кому-то, а в этой интересной стране, любой «кто-то» имеет вооруженную охрану. Сейчас начнется…

…Будку паспортного контроля окружили вооруженные люди, которые что-то кричали, выхватывали у пограничников паспорта и бланки, отдавали распоряжения, и уводили с собой пассажиров. Дошла очередь и до Свана с Еленой. Их забрал молодой уверенный мужчина — негр, одетый в хорошо пригнанную униформу без опознавательных знаков.

— Я лейтенант Упанго, — представился он, на ходу отдавая им паспорта, — буду главным офицером вашей охраны. Полковник Хафун-Ади ждет на площади. Идем.

— Идем? — спросил Сван.

— А как же, — подтвердила Елена.

Полковник Хафун-Ади внушал уверенность. Он стоял непоколебимо, как египетская пирамида, на чуть расставленных ногах обутых в качественные армейские ботинки, и уперев кулаки в поясницу, обернутую широким ремнем с бляхами из желтого металла (вероятнее всего, из золота). А за спиной полковника разместились, как насмешка над меморандумом о демилитаризации, три старых советских БТР-40, таких же жутких и угловатых, как ооновские армейские джипы «Хаммер».

— Добро пожаловать в Сомали! — улыбаясь, сказал он, — сейчас мы дождемся людей с TV, сядем в бронетранспортеры, и поедем в порт. Если по пути будет чуть-чуть стрельбы — не волнуйтесь, это местный обычай. А броня у нас хорошая, надежная.

— Приятно слышать, полковник, — ответила Елена.

— Да, — добавил Сван, проводив взглядом другую группу пассажиров, которые, вместе с комитетом по встрече, шли к танку «Леопард», припаркованному в углу площади, — Да, наверное, без брони тут не очень уютно.

— У вас правильное понимание политики, — одобрительно заключил Хафун-Ади.

Отметим: программа стартап-круиза выглядела политически парадоксально. Гало-рок музыканта встречал пиратский полковник и вез в порт, для концерта на борту фрегата «Бевервейк» ВМФ Нидерландов, участвующего в миссии «Щит Океана — VII», против (представьте себе!) сомалийских пиратов. Затем, Свану Хирду предстояло перейти на самбуку «Финикия», и отдохнуть на первом участке круиза (300 миль на юго-запад до острова Баджун-Чула он же — Остров Погибших Кораблей) — и дать второй концерт на упомянутом острове на опорной базе полковника Хафун-Ади. Впрочем, страны вроде Сомали имеют свою логику, примерно как в Стране Чудес, которую посетила Алиса.

(ЦИТАТА):

— А что здесь за люди живут? — спросила Алиса.

— Вон там, — сказал Кот и махнул правой лапой, — живет Болванщик. А там, — и он махнул левой, — Мартовский Заяц. Все равно, к кому ты пойдешь. Оба сумасшедшие.

— Зачем мне сумасшедшие? — сказала Алиса.

— Ничего не поделаешь — возразил Кот, — Все мы здесь сумасшедшие — и ты, и я.

— Откуда вы знаете, что я сумасшедшая? — спросила Алиса.

— Конечно, сумасшедшая, — ответил Кот, — Иначе как бы ты здесь оказалась?

(КОНЕЦ ЦИТАТЫ).

…Между тем, из здания аэропорта появилась команда из полдюжины негров, одетых в странный камуфляж: большие многоугольные коричневые пятна на почти белом фоне. Команда тащила две TV-камеры и еще какое-то репортерское оборудование.

— Вот, их мы ждали, — прокомментировал Хафун-Ади, — это называется «Giraffe-TV», из Кении. Первая TV-станция в Африке. Работает с 1930-го года. Так говорят.

— Ничего себе! — удивилась Елена (сообразив, что расцветка одежды команды — просто стилизация под окраску жирафов), — Полковник, а в 1930-м уже были TV-станции?