В. Галечьян - Четвертый Рим

— Чем больше нас соберется, тем больше шансов, что мы захватим деньги! Даешь Императорский банк!

С криками «даешь!» дебилы набросились на Пузанского и Луция, сбили их с ног и промчались к выходу из актового зала, потому что как раз прозвенел звонок. Луций, слегка помятый, вскочил первым и протянул руку, помогая подняться грузному преподавателю.

— Дебилы! — выругался тот, отряхивая брюки и тряся ушибленной шеей.

Все это время магнитофон абсолютно невозмутимо продолжал лекцию, нимало не задумываясь о неприятностях, которые могут поджидать преподавателя в его непростом деле.

— Четвертый недостаток патетического стиля — неуме-ст-рен-ные во-сторг одушевление, подъем, названный учителем императора Тиберия Теодором Гадарским ложным пафосом.

Сенека иллюстрирует примерами в диалоге Нерона с Сенекой величие речи словами Нерона, а недостатки — словами Сенеки.

Услышав про клинок, Луций вновь нашел повод полюбоваться найденной им формулировкой, тщательно проговорив ее про себя, и… засомневался:

«Может, в самом деле им преподают безобидный и действительно необходимый курс риторики, и не методы Нерона ставят в пример, а используют, как образец, единственно сохранившуюся пьесу на римский сюжет. Не случайно, что и сохранилась именно эта трагедия, ведь народу ближе всего истории про жестоких тиранов, пьющих человеческую кровь.»

— Смущенный Нероном Сенека тщательно подбирает слова , — продолжил свой панегерик магнитофон. — Он пользуется заповедями о выборе, красоте, благозвучии, приятности слов для зрения.

Когда Сенеке приятно смотреть на Нерона, то и высказанное словами красиво.

Эскорт из самых крепких и доверенных учеников сопровождал директора лицея на мотоциклах «Ямаха» с приваренными педалями и подставкой для прицельной стрельбы. Эти мотоциклы списала сыскная полиция специально для нужд директората. Иногда завхозу лицея удавалось выменять на школьные тетрадки бензин, но, по правде говоря, эта комбинация проходила не чаще одного раза в месяц. Сам директор разъезжал в кабриолете, запряженном округлых форм и шоколадной масти веселым конем Жоркой, а охрана в поте лица крутила педали мотоциклов, стараясь не отставать. На бензине ездили только две параллельные структуры: министерство Внутренних дел и городская мафия. По слухам сам царь Российский Георгий Первый держал конюшню с бывшего буденновского завода и по утрам совершал конный променад, галопируя между останками хранилища тела первого марксиста и манежем. Правда своими глазами директор этого ни разу не видел, а слухи в России дело неверное.

Кутузовский проспект, абсолютно пустой в столь раннее время — было семь часов утра — вывел процессию на Садовое кольцо, где всем, включая и самого директора, пришлось спешиться и подвергнуться таможенному досмотру по случаю пересечения границы префектуры Садового кольца. Однако некий документик, поданный директором старшему из доморощенных таможенников, позволил продолжить путешествие без особых хлопот. На выезде с кольца на Тверскую стоял еще один караул, совсем малочисленный. Сосчитав восемь душ сопровождения, все трое караульщиков, подхватив длиннополые тулупы, мотанули через главную улицу в ресторан София — сборное место центровой шантрапы.

Следующая остановка произошла уже на месте встречи в строгом монументальном здании рядом с Детским миром.

Тот же самый прилипчивый к директорской руке документик сыграл привычную роль в учреждении, куда Стефан Иванович прошел один, оставив сопровождающих у подъезда. На здании висела вывеска «Министерство Федеральной безопасности».

Путь по длинным коридорам с множеством затворенных дверей, видимо, хорошо был знаком директору, потому что сопровождающий с трудом поспевал за его решительным шагом. Строгий черный костюм и белая гвоздика в петлице придавали директору вид жениха, у которого в канун свадьбы сбежала нареченная. Наконец, через двадцать комнат добрались они до нужной приемной с напольными бронзовыми часами работы знаменитого французского мэтра Делакруа «Проститутка на баррикаде». Монументальная дама-секретарь радостно поприветствовала Стефана Ивановича и тотчас понесла свое дородное тело в кабинеты: доложить. Через совсем недолгий отрезок времени был он сопровожден в приемный зал, где застал человек семь или восемь, из которых почти все ему были знакомы. Говорил молодой военный с генеральскими эполетами и орденом Святой Анны на груди. При виде директора он не прервался, а только кивнул ему, как человеку хорошо знакомому.

… — Я не знаю, почему мы медлим! — восклицал между тем генерал, выбрасывая вперед правую руку, а левой упираясь в стол. — Фактически нет ни одного звена в системе управления государством, которое мы не контролировали бы. Причем сам государь полностью осведомлен. Единственное его требование — сделать шаг в сторону, чтобы его позиция невмешательства фиксировалась яснее. Что касается пограничных государств, то переговоры с большинством глав правительств показали, что они с большим пониманием относятся к идее возрождения Российской государственности в границах 1985 года и, как минимум, готовы с нами сотрудничать после переворота.

Генерал замолчал и сел в кресло, ожидая вопросов. Однако, прежде чем кто-либо с ним заговорил, кряхтя поднялся из председательского кресла округлый, пожилой господин с широкими, слегка покатыми плечами и мягким носом пьяницы.

— Как вас послушаешь, — заговорил он ни к кому собственно не обращаясь, — мы завтра распнем уже врагов трона и православия на телеграфных столбах вокруг Кремля, а как до дела дойдет, ой ли! Так ли победно обстоят дела, как вы нам докладываете, князь? С Москвой все ясно. Это гнилое болото принимало и примет любого вора, у которого хватит разума прикрыться штыками. Но если Санкт-Петербург нас не подопрет, боюсь весь наш замах растечется, как вода в песок. Только регент сможет формировать европейское политическое мнение о происходящем.