В. Галечьян - Четвертый Рим

Пятиметровый лимузин доставил Пузанского с его юными спутниками в Царское Село намного раньше намеченного срока. Культурная программа включала осмотр Пушкинского лицея, Екатерининского и Александровского парков. Однако изрядно обессиленный европейским изобилием Пузанский охватил лишь лицей, после чего, пройдя за решетку Екатерининского парка, нырнул в ресторан для приближенных лиц, расположенный в башне на берегу пруда.

Гид некоторое время подемонстрировал осиротевшим братьям достопримечательности императорской резиденции, но как-то ненавязчиво сделал свое присутствие излишним и предоставил ребят самим себе. Они еще раз внимательно оглядели многооконное снаружи и многозеркальное внутри голубое с золотым трехэтажное творение Растрелли, как бы приподнятое воздушными волнами в сине-солнечное небо. К дворцу поднимались ярусами клумбы цветов и шпалеры кустарников. Каждый уровень подводящей к среднему входу Екатерининского дворца Эрмитажной аллеи акцентировался мраморными статуями. Исключительно из мрамора были исполнены лестничные ступени, фонтан и бассейн при нем. Многовековая тень деревьев и свежесть травы навевали прохладу в непривычно жаркий для Петербурга день. В правом углу дворца сверкали золотые головки императорской часовенки, не вызвавшей, впрочем, интереса братьев. Они дружно, наперегонки, рванули вверх по лестнице Камероновой галереи, перескакивая на ходу ступеньки. Как и следовало ожидать, первым финишировал Василий. Луций отыгрался на колоннаде у бюстов римских императоров и знатных граждан. Нельзя сказать, что лекция прошла с большим успехом у слушателя. Прямо с галереи они сошли в глубь парка широким плавным спуском, пригодным для проезда машин, притом Василий в полной мере воспользовался возможностью поскакать по ступенчатому бордюру.

Луций сочувственно задержался у статуи римского оратора, без всякого сомнения, репетирующего контрверсию. И тут братья услышали за спиной негромкое покашливание. Обернувшись, они удивленно поприветствовали своего недавнего попутчика господина Цяня. Луций украдкой осмотрелся в поисках спутниц китайца, не решаясь поинтересоваться напрямую о сестрице Ли. Выручил юношу его беззаботный братец, бесцеремонно задавший вопрос о девочках.

— Нет девочка, — ответил Василию господин Цянь. — Девочка работать, а я приехать к регента. Он не принимать сегодня. А вы, я вижу, смотреть, коллега? — улыбнулся китаец Луцию. — Всегда учись есть очень хорошо!

Отбегавший в сторонку Василий выяснил, что в соседнем Александровском парке устроены аттракционы, и отпросившись у Луция бросился туда по пешеходному виадуку. Пока Луций раздумывал, не последовать ли примеру братца, терраса Руска подвела их с господином Цянем к китайской пагоде. Поставленная в тихом уголке парка, открытая во все стороны многочисленными окнами, дверями, беседками, награжденная, как и положено, именем собственным и осененная тремя знаменами пагода как будто сдвинула время. Расположившись напротив «Скрипучей беседки», недавние железнодорожные попутчики погрузились в двадцатидвухвековую глубь.

— Китайца первый историк Сыма Цянь две тысячи и еще сто лет назад писал: «Путь трех царств кончился и снова начался». Царство Ся правил «чжун» — прямодушие, — испытывая нехватку слов, китаец схватил прутик и, помогая себе, принялся рисовать на земле иероглиф. — Прямодушие — в дело, в любовь, всегда и во всем, тогда человек дикая, как дикая поле. Прямодушие править, человек — дикарь. Прямодушие — вред царства Ся. Нет закон, нет культура, империя умирать. Царство Инь не делала вред, ошибка Ся, — тут китаец крепче сжал прутик, — там правила «цзин» — почитать. Почитать власть, закон, правитель — как почитать родитель. Получилось, что если слишком много воздавать властям — выходит служить дьявола. Власть, которой служат все как отцу родная, ведет дьявол шина. Русский нет слова «дьявол»? — спросил китаец.

— Дьявол, черт, сатана, демон… — стал перечислять Луций.

— Демон, — закивал радостно господин Цянь. — Демоншина. Культ власти несет демоншина! Поклонение — вред царства Ся. Поклонение власть — империя умирать! Третий царство нет вред, ошибка Ся — прямодушие; нет вред, ошибка Инь — поклонение. Царство Чжоу — «вэнь» — культура. Иероглиф, — вновь принялся рисовать китаец, — значит узор на человеческая натура, что нарисовать на дикарь или еще значит знак письма, то, что писать на чистый лист для других…

— Литература, — догадался Луций, и господин Цянь порадовался взаимопониманию.

— Все вместе: рисовать, писать… получилось культура. В царстве Чжоу «вэнь» — культура убить «чжун» — прямодушие. Человека нет искренность, ненастоящая. Культура — вред царства Чжоу. Фальшивая человека — смерть империя!

Вот так путь трех царств оказался подобен «сюньхуань» — круговороту: он кончился и снова начался.

— Еще до рождения Сыма Цяня в Риме жил грек Полибий, — взял инициативу Луций. — Так этот Полибий различал три формы государственного устройства: царство, аристократию и демократию. Он утверждал, что, когда царское управление переходит в соответствующую ему извращенную форму — монархию, тогда в свою очередь на развалинах этой последней вырастает аристократия. Когда затем и аристократия выродится по закону в олигархию и разгневанный народ выместит обиды, нанесенные правителями, тогда нарождается демократия. Необузданность народной массы и пренебрежение ее к законам порождают с течением времени господство силы. Толпа, привыкшая кормиться чужим, выбирает себе вождя и, собравшись вокруг него, совершает убийства, изгнания, передел земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца. Таков круговорот государственного общежития, таков порядок природы, согласно которому формы правления меняются, переходят друг в друга и снова возвращаются.

— Всякий правление идет упадок два пути: порча, вред проникать снаружи или исходить изнутри, — заключил господин Цянь, занося золотым карандашиком изречения Полибия в книжечку из крокодиловой кожи.

Дослушав юношу, он аккуратно спрятал книжечку и карандашик в нагрудный карман френча и заговорил.

— Гармония из «чжун» — прямодушие, «цзин» — почитание, «вэнь» — культура — правильный путь управления Поднебесная, неизменность порядок вещей. Управлять государством следует, почитая пять прекрасных и искореняя четыре отвратительных.

«Не иначе он спятил и теперь возомнил себя Конфуцием», — подумал Луций и тупо ткнулся взглядом в ступеньки «Скрипучей беседки», уходящие в воду пруда. — «Искупаться бы», — помечтал он.

Господин Цянь принял до несуразности серьезный вид и продолжал наставлять, но юноша уже был не в состоянии слушать его.