Яна Глазкова - Жоэль и Поль

– Ну, ты чего? Достала она тебя? —

Поль резко открыл глаза и, вздрогнув, уставился на улыбающееся лицо светловолосого мужчины с бирюзовыми глазами.

– Я нет… В смысле нормально… кто Вы?

– Я пространство.

Человек уселся рядом с ним на сочную траву и, подогнув одно колено, прислонился затылком к дубу. Он был одет в простой ношеный льняной костюм, просторная рубаха и широкие штаны не сковывали его движения, придавая телу заслуженную свободу. Лицо его было светлым и открытым, говорил он непринужденно.

– Мы с ней не ладим. И она вечно спешит вперед меня. Не понимает, глупая, что она и есть я и по сути она не существует.

– Как так? Как можно спешить, не ладить с кем-то и при этом не существовать?

– Можно. Все можно. Ты думаешь, все, что живет внутри тебя и есть ты, или оно существует на самом деле? Ни то и ни другое, знаешь ли, ни то и ни другое.

– Что-то живет внутри меня?

– Что-то живет и всегда будет жить. В пространстве есть все, и оно существует одновременно и перманентно. Поэтому время-то на самом деле и не существует, оно выдумано. Все происходит в один момент, ровным счетом все, это статика, чистая статика.

– С кем же я тогда разговаривал? Как это можно объяснить?

– Время – это слуга человечества, вы создали ее.

– То есть если бы не было человечества, то не было бы и времени?

– Верно. Вы мыслите, вы делите жизнь на прошлое, настоящее, на планы и события. Таким образом, ваша матрица создала время, вам легче жить с этим стражником, вам легче оттого, что есть надзиратель ваших грехов.

– Какая глупость. Выходит, мы можем уничтожить время?

– Наверное. Я ничего об этом не знаю. Я знаю, что все уже существует внутри моей статики и что ничего не меняется, никогда. И ничего, никуда не движется.

– Тогда Вы должны знать, кто мы такие с Жоэль, верно?

– Вы часть меня, и всегда там были. Но кажется, что очень многие удивлены вашим появлением и стремятся понять, какой посыл вы несете во Вселенную.

– Как мы появились? Что такого плохого мы могли сделать?

– Не знаю. Вы особенные.

Человек замолчал, уставившись куда-то вдаль, его пальца играли с травой, а на лице запечатлелась легкая улыбка, улыбка, которую обычно люди дарят сами себе.

«Какой странный человек. Есть в нем что-то манящее, и в то же время все внутри него пусто. Как это можно назвать? Силой?» – Поль размышлял про себя, скользя глазами по льняному костюму и пытаясь запомнить каждую тень на теле человека, который назвал себя пространством.

– Почему нам просто нельзя жить вместе?

– Почему нельзя? Внутри меня вы вечно вместе.

– Я не умею так мыслить. Мне это непонятно.

Поль уставился вдаль, прикусив нижнюю губу. Он и правда ничего не понимал, но теперь уж ничего и не чувствовал, катарсис миновал.

Человек резко повернулся к Полю, и его глаза осветились фарами проезжающих мимо мыслей.

– Я знаю, что может тебе помочь. Внутри меня есть все, все события. Изнасилования, войны, рождения новой жизни, любовь, прощение – есть все. Я неделим. Внутри меня нет черного и белого. Но все является частью одной системы. И если бы неведомая сила извлекла одну пощечину или один поцелуй после долгого расставания – вся сложная структура развалилась, унося все события, без разбору. Что-то наподобие черной дыры. Как ты понимаешь, ваше существование с Жоэль и ваша неминуемое расставание были просто необходимы в космосе мироздания. Что отдельно для вас это может значить? Я объясню. Ты и Жоэль есть отдельно взятые частицы космоса, микрокосмосы. Внутри вас должны произойти запланированные и всегда существовавшие внутри меня события, которые изменят вас и откроют вам истину. Это было необходимо вам лично. Через ваши страдания вы обретёте больше, чем имели в самом начале.

– Страдания? Почему все должно проходить через страдания?

– Вы назвали это страданием, а не я. Это всего лишь часть, и выбор названия лежит в степени принятия.

– В степени принятия.

Поль повторил последние слова своего собеседника, завороженно разглядывая горизонт. В глазах помутнело. Он увидел лес, очарованный туманами и приправленный сыростью и дурманящим запахом. Он слышал топот копыт. Лошади пробегали где-то совсем рядом. Стрекотали сверчки, пахло черемухой. Картинки менялись по часовой стрелке, как слайды, не позволяя уму фиксировать происходящее, производить оценку. В этот момент Поль был не защищен фильтрами своего ума, его разум и сердце испытывали НЕЧТО. В лесу он увидел хижину, покосившуюся и поросшую мхом у фундамента. На крыльце сидел человек в очках в роговой оправе. На его макушке красовалась лысина, и выглядел он уставшим. Его губы шевелились, а руки сжимали стопку бумаг. Он находился в стадии принятия решения, и чем глубже кнут мыслей входил в сердце, тем мрачнее становилось лицо. Поль пытался разглядеть бумаги, что были в руках несчастного человека. И призывая все свои силы на помощь, он увидел два слова, два имени посреди белого листа « Жоэль и Поль».

Какова вероятность того, что мы встаем по утрам не зря? Какова вероятность того, что случайно брошенная фраза способна привести к тысячам смертей? Какая вероятность того, что один вздох способен спасти миллионы надежд? У нас нет никаких гарантий, у нас нет никаких расписок и закладных. Воистину искренний и добрый посыл способен разрушать, а зло и ненависть способна строить. Разве у нас есть гарантия, что мы правы?

Он сидел на крыльце своего скромного жилища, воздух сжимал его горло, как милосердная рука матери шею умирающего в муках сына. Его ладони покрылись испариной, со лба на сухое дерево и в черную землю падали капли пота. Разве он отдавал себе отчет в том, что создала его одинокая и истерзанная болью жизнь?

Человек в видениях Поля был его создателем. Кем он был еще? Он был простым смертным, решившим написать роман.

Сын домохозяйки и отставного офицера был запуганным и глубоко ранимым человеком. Проработав полжизни инженером на заводе, выполняя свои должностные обязанности без особого интереса, но и с присущей человеку постсоветского пространства ответственностью, по вечерам он упивался чтением книг. Женщины его никогда не любили, а жена, которая, с ее слов, «совершила самую большую ошибку, поставив ту чертову подпись», выскочила за него сразу после школы. И когда у этого совершенно, казалось бы, скучного человека не осталось ничего из того, что он любил и считал ценным, он создал то, что впервые было чем-то стоящим. Он полетел вниз с горы своих убеждений и, корчась от боли, там, у самого подножия, впервые стал человеком-творцом. Потеряв все, прожив львиную долю жизни, как волочащийся кусок надорванного на свадьбе подола, обнищав духом, растеряв всякое мужское достоинство, он впервые родился в свои 58 лет. Он продал свою «однушку», купил полуразвалившуюся деревянную избу в лесостепной части западной Сибири и в уединении вершил суд над героями своего произведения. Он никогда не встречал ни одной женщины по имени Жоэль и ни одного мужчины по имени Поль. Он никогда не путешествовал по миру, разве что к родственникам в Ростов-на-Дону и к троюродной бабке в Пермь. Все, что у него было – это его воображение. Из этого источника он мог черпать все образы, запахи, вкусы, цвета. Литература помогала ему обрести глаза, словно первый телескоп Ханса Липперсгейна, литература приподнимала завесу субъективной ограниченности и приближала то, к чему никогда не суждено было прикоснуться.