Катерина Кюне - Пожизненный найм

Когда Андрей наконец открыл дверь, Лия очень сильно, по-детски обрадовалась, и с порога кинулась ему на шею.

Квартира Андрея оказалась светлой и просторной. В прихожей на стене висело несколько охотничьих ножей в кожаных чехлах, в двух других комнатах почти не было мебели, но все стены были увешаны фотографиями. Светло-серые гладкие обои с тонкими зелеными веточками в двух комнатах специально были подобраны так, чтобы не отвлекать на себя внимание, а служить только фоном. Во второй комнате весели только черно-белые фотографии. Дойдя до нее, можно было понять, почему в прихожей оказались ножи. Они словно намекали на то, что ты находишься в жилище охотника, но этот охотник расставляет свои капканы вовсе не в лесу и не на диких зверей. Когда капкан захлопывается, он заключает добычу в тонкую строгую рамку и вешает на стену.

Лия была поражена. Она никогда не думала, что этот Андрей, которого она считала жестким, стальным, каменно-непробиваемым, так чувствует, так видит, так думает, что он настолько поэтичен. На стенах был город, но словно застигнутый в те моменты, когда он уверен, что на него никто не смотрит. В переулках блуждали говорящие туманы, птицы – не жадные, тупые голуби, – а полупрозрачные, легкие, одухотворенные смахивали листья с тротуаров. На одной фотографии, которая Лию особенно сильно царапнула, на детской площадке веселилось троё нарядных, беззаботных взрослых и в стороне стоял одинокий маленький мальчик с серьезным, умным и очень грустным лицом, с выразительными глазами. И всё время казалось, что фотограф, чтобы донырнуть до этого невидимого другим города, надолго, как пловец за жемчугом, задерживает дыхание. И когда он уже почти теряет сознание от нехватки кислорода, тогда и рассеивается житейский туман и открывается удивительное.

– Да ведь ты классный фотограф! Почему же ты мне раньше не показывал?! – непроизвольно вырвалось у Лии.

– Да они что раньше, что сейчас – ничуть не изменились.

– Я знаю, знаю, что нужно делать! – запрыгала Лия – Нужно устроить выставку! Нужно организовать выставку твоих фотографий! Хочешь? Я могу договориться. У меня же друг – известный художник. Он может…

– Прекрати говорить ерунду, – перебил ее Андрей, морщась, – мне не нужна никакая выставка.

– Как это – не нужна? Не глупи. Это всем нужно. Все хотят, чтобы их работы ценили. А мы всё устроим – про тебя в журналах, в газетах напишут… Ты можешь стать известным фотографом!

– Бог ты мой… – с сожалением качал головой Андрей, – ты что же, совсем ничего не понимаешь? Это всё тут просто так весит, потому что у меня обычно не бывает гостей. Это не выставка достижений великого меня, которой непременно нужно восхищаться. Это другое. И сделано для другого, и весит для другого.

– Да что с тобой? Разве плохо гордиться тем, что ты что-то умеешь? У тебя как будто комплекс. Тебе нужно научиться себя любить!

– Только не надо начинать всю эту лабуду! Я ни известным фотографом, ни современным художником быть не мечтаю, – Лия слушала и смотрела во всю, с азартом горе-психолога – ей казалось – вот оно! – наконец удалось нащупать проблему! – Неужели по мне можно сказать, что я мечтаю о славе? О выставках? Да я все это современное искусство, всех этих как бы художников не выношу! Это почти до одного никчемные, напыщенные, мелкие людишки, делающие свой маленький гешефт!

Лия приняла это и на свой счет. Она не рисовала картин, но это не означало, что она не считала себя художницей. Но всё таки почему Андрей вдруг взбесился? Лия ещё не настолько разозлилась, чтобы потерять интерес к психологии. Она вспомнила, с какой неприязнью Андрей ходил по её квартире, когда она показывала ему картины и расхваливала их автора. Но тогда она не знала, что Андрей фотограф, и ей не приходило в голову, что он мог просто позавидовать успешному художнику. А, возможно, он просто решил, что она восхищается своим бывшим бойфрендом. Это могла быть даже банальная ревность, оттого, что Лия хвалит не его, Андреевы, работы. Пусть даже она его фотографий ещё и в глаза тогда не видела. И теперь она предлагает Андрею, чтобы мужчина, которого Андрей подсознательно записал в соперники, помог организовать выставку. Конечно, это должно быть ему неприятно! Радость от сделанного открытия вытеснила обиду.

– Я думаю, ты прав, С. – не самый лучший художник. На его выставках даже мушиные какашки на стенах и то с большим вниманием рассматривают, чем сами картины. Какашки хотя бы идентифицировать можно. А в фотографии он, кстати, вообще ни бум-бум.

Андрей немного растерялся.

– Да ведь я не про С… Я вообще…

– Я понимаю, – кротко ответила Лия.

– Ладно, что говорить… Пойдем, я там кое-что для тебя приготовил.

Лие всегда нравились мужчины, умеющие готовить. На кухне выяснилось, что Андрей запек в духовке овощную лазанью (Лия уже год не ела мяса). Они ели лазанью и пили итальянское вино, и Лие было так уютно, как бывает только дома в холодный дождливый день. Потом Андрей вспомнил, что забыл купить сахар, и пока он бегал в магазин, Лия тщательно исследовала его квартиру. Ей было немного неловко без разрешения рыться в вещах Андрея, но любопытство оказалось сильнее. Результатами обыска Лия осталась довольна. Ни женских вещей, ни снятых со стен и припрятанных семейных фотографий – ничего такого найдено не было. Правда, и паспорта Андрея ей найти не удалось. Зато на столе на самом почетном месте стояла маленькая игрушечная овечка – Лия подарила её ещё впервые дни их знакомства.

***

Было воскресенье, и Андрей шел на встречу с Борей в «Паркъ Maximъ» (сторожилы все еще называли его парком имени Горького). Они всегда встречались по выходным, вначале лета, когда в зоне аттракционов кубарем катались детские крики и смех. И среди этой веселой кутерьмы, пахнущей ванильным мороженным и воздушной кукурузой, было легко затеряться и разговаривать о чем угодно – всё равно на расстоянии вытянутой руки уже ничего нельзя было разобрать. Да и вытягивать руку было небезопасно, потому что она моментально стала бы причиной дорожко-мальчишеского происшествия. И ещё здесь трудно было поверить, что с тобой может что-то случиться. То тут, то там улетали в небо упущенные воздушные шарики. Разноцветные, освободившиеся, они сразу брали курс прямо к звездам. И маленькая девочка в одном шаге от Андрея, запрокинув вверх голову, спрашивала у мамы: «А когда мы полетим на море в самолете, мы ведь их поймаем, правда?». Андрею здесь нравилось. Такие места возвращали его в детство, в то время, когда он ещё был счастлив и беззаботен.

Андрей заметил Борю издалека, да и его трудно было не заметить: на нем были оранжевые брюки и ярко-синяя майка. Боря, по мнению Андрея, вообще был крайне неосторожен, а эта привычка носить одежду ярких цветов, которая была у него с самого детства, казалась Андрею ребяческим пижонством. Но Боря был убежден, что его охраняют не только собственные защитные магические ритуалы, которые он проводил, выходя из дому, но и всё «белое крыло» Левой партии магов. Это крыло специализировалось на организации прикрытия для партии. Они изготовляли обереги и амулеты, заметали следы, создавали магические экраны, отводили глаза с помощью специальных обрядов и заклинаний. По утверждениям Бори его одежда тоже была частью защитной маски. Ведь, если ты хочешь что-то спрятать, нужно положить его на самое видное место. Разгильдяй, носящий растамански-яркую одежду, был Бориным двойником, которого тот создал специально. Двойник обожал кривляться и выделяться из толпы, но его звали не Борисом, он носил другое имя. И пока он, яркий как цветок, ходил по улицам, настоящий Боря, спрятавшийся под его маской, оставался незаметным. Он был в безопасности. Примерно так объяснял Боря Андрею, но тот, если честно, мало что понимал, поскольку никогда не разбирался во всех этих магических фокусах.