Катерина Кюне - Пожизненный найм

Вместо мечты о счастье, появляется стремление к комфорту. Счастье – это то, что свойственно человеку. Любовь, духовная близость – «с милым рай в шалаше», «не имей сто рублей, а имей сто друзей», осуществить какую-нибудь дерзкую мечту – до полюса недоступности дойти, как какой-нибудь Амундсен. А машине нужно только питание, гараж и ремонт. Спроси у современного человека, что такое счастье. И что он ответит?

– Боря, ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь, как какой-нибудь средневековый мракобес? Что ты в пятнадцатом веке сжег бы Бруно? Приглашаешь в каменный век? Спасибо, не надо.

– Да поймите вы, что «юником» и ноутбук – это не игрушки, это протезы! Есть вредные изобретения! Кокаин, когда был изобретен, продавался в аптеках как лекарство. Но потом выяснилось, что это наркотик, смертельно опасный яд. Но почему мы сто лет подряд не хотим признать, что телевизор – это точно такой же кокаин? Только кокаин прописывали некоторым больным, а телевизор прописали разом всем. И все стали наркоманами. Обожглись на кокаине, героине, ЛСД – лекарства стали проходить клинические испытания. А когда изобретают техническое устройство почему-то никому не приходит в голову выяснить, как это отразится на психике человека, его поведении и так далее…

…Было бы очень кстати, если бы в этот момент у Бори зазвонил юником. Тогда ему, как любому другому «философу» можно было бы сказать, кто он есть. Мол, сам-то почему не откажешься от благ цивилизации? Но с Борей это было невозможно. Боря действительно жил как в начале двадцатого века. У него не было ноутбука, юникома, видеокамеры. Боря не просто проповедовал – он жил тем, что говорил. Для него между словами и делом не было разницы, не зря ведь он был магом и верил в силу слова, в силу мысли, в силу воображения.

Андрей прекрасно помнил, что вытворял Боря ещё когда они были подростками. Он любил ставить над собой эксперименты. Он пробовал не спать, он голодал, он медитировал на смерть – а это чуть ли не страшнее, чем умереть на самом деле, потому что ты должен глубоко и сосредоточенно прочувствовать каждый этап своего ухода в мир иной. Он хотел установить границы своих возможностей.

Однажды он где-то прочел статистику, согласно которой чуть ли не двадцать процентов жителей России уверены, что Солнце вращается вокруг Земли. Андрей тогда предположил, что в опросе участвовали люди от нуля лет, и если младенец при озвучивании вопроса «вращается ли Солнце вокруг Земли» кивал, то это засчитывалось как положительный ответ. Но Боря всерьез задумался. Он сказал, что эти двадцать процентов – настоящие буддисты. Ведь когда Будду спрашивали о том, бесконечна ли вселенная, он отвечал благородным молчанием. Вот и эти молчали, и это расценивалось как знак согласия.

– Какое, в сущности, имеет значение, бесконечна ли Вселенная, движется ли Солнце вокруг Земли или Земля вокруг Солнца? – что-то в этом духе говорил тогда Боря, – Обычный человек не может проверить этих истин. Ему рассказывают их в школе, он принимает их на веру, включает в свою картину мира, и присоединяется к робкому большинству. Не является ли это тоже формой ограничения свободы, попыткой максимально сравнять людей, выдавить их, как печенье из листа теста одной и той же формочкой? А вдруг это всё ложь, часть какого-то заговора, вдруг картина мира подменяется намерено? Что будет с человеком, если в корне поменять его картину мира?

Тогда, в детстве, Андрею Борина пафосная речь показалась бредом, но он всё-таки спросил, как Боря планирует осуществить эту подмену? Но Боря не смог ответить на этот вопрос. А потом наступили каникулы, и Боря пропал без предупреждения. Только позже Андрей узнал, что Боря уехал в деревню, где у его родителей был полуброшенный дом, оставшийся от прабабки. Не только дом, сама деревня была полуброшенной, там и жило-то несколько выживших из ума стариков, которые, очень может быть, уже и не помнили, что там вокруг чего вращается в этом мире. И вот там, в глинобитном беленом доме, с настоящим колодцем во дворе и огромным абрикосовым деревом какого-то невероятного сорта с ярко-оранжевыми огромными плодами, словно каждый – это порция сладкого нектара солнечной философской мудрости, Боря на четыре месяца погрузился в свой эксперимент. Он выдумал себе какие-то новые карты, которыми обклеил весь дом, чуть ли не новые физические законы. И он внедрял это всё в своё сознание какими-то хитрыми методами, почерпнутыми из его древних книг. В общем, он совершал настоящую революцию, как он её понимал. Революцию ума. Революцию, проникающую до самого дна, и сдвигающую там камни со своих мест, а не просто пенящую воду на поверхности. Андрей вспоминал об этом и понимал, что он и до сих пор не знает, насколько Боре это удалось – тот никогда не рассказывал. Но вокруг чего вращается Солнце, он спросить Борю не решался. Он был почти уверен, что у Бори на этот счет свое мнение, не совпадающее со школьным учебником. И как Боря умудряется сохранять все эти взгляды в себе совершенно нетронутыми, словно и по сей день живет в глинобитном доме в глуши и справляет солярные культы, выпивая ярко-желтый светящийся абрикосовый сок, Андрей не мог понять, как не старался.

Лия была убеждена, что прекрасно разбирается в людях. Этакое женское воплощение Фрейда, Фромма и Адлера одновременно. Да и кто в глубине души не считает себя выдающимся психологом? Более того, её подозрения подтверждались результатами исследований. Когда в семнадцать лет она сделала фотографию ауры, то специалист по расшифровке ей так прямо и сказал: «Посмотрите, вот этот ровный синий цвет свидетельствует о том, что у вас прекрасно развита интуиция, и вы хорошо разбираетесь в людях. Существует мнение, что у Юнга, Карнеги и Чиксентмихайи преобладающим цветом ауры был именно синий. Так что, если вы ещё не определились с выбором профессии, я рекомендую вам подумать о психологии или психотерапии».

Лия к тому моменту с выбором профессии уже определилась. Она, вообще-то, года в четыре с ним определилась. Когда построила из конструктора город и мамина подруга, которая была в тот день у них в гостях, сказала задумчиво: «Смотри-ка, она у тебя прямо архитектор…». Лия не знала тогда, что такое архитектор, но слово было очень красивым. «Архитектор…» – мечтательно взвесила Лия в уме, и потом повторяла его про себя целый день, чтобы не забыть. С этого самого дня, когда её спрашивали, кем она хочет стать, она всегда уверенно отвечала: «Архитектором». И взрослые умилялись – надо же, такая малышка, а уже что-то соображает…

Со временем Лия привыкла к мысли, что станет архитектором, а когда вопрос выбора профессии перестал быть праздным, она посмотрела несколько фильмов об архитектуре разных эпох и городов, пролистала пару книг, и поняла, что она была абсолютно гениальным ребенком с прекрасной интуицией… С тех пор она ходила на пешеходные архитектурные экскурсии, потом потребовала, чтобы родители записали ее в архитектурную студию для школьников, наконец, самовольно записалась на курсы и освоила несколько специализированных программ, какие обычно применяют в своей работе архитекторы. Потом потребовала на день рождения 3D– монитор, часами что-то считала, чертила и рассматривала причудливые лестницы, колонны, арки, появляющиеся в небольшом кубе на её письменном столе. Ей все это доставляло удовольствие, а родители не возражали, потому что вообще с самого детства большую часть времени не спорили с Лииными желаниями и все ей позволяли. Только изредка, когда они серьезно ссорились, Лия становилась полем их битвы и они предъявляли к ней каждый свои, противоречащие друг другу требования и претензии. Но это бывало не так уж часто.