Сергей Козлов - Репетиция Апокалипсиса

— Хочется.

— А твоя невеста — она красивая? — спросила вдруг Даша, и Пантелей заметно смутился, отчего ей пришлось тут же извиняться.

— Да ничего… Понимаешь, Валя, она со мной, получается, нянчилась. Ну… как с маленьким.

— Синдром мамочки, — вспомнила Даша психологию.

— Да нет, тут другое. Она меня любила… любит, — поправился Пантелей.

— А ты?

— Я? А я, наверное, для чего-то другого создан.

— Тебя не интересуют девушки?

— Нет, не так… Просто, понимаешь, это должно быть как взрыв… Я так понимаю. Чтобы сразу было ясно: Господь тебе послал твою вторую половину.

— Романтика, — наигранно вздохнула Даша.

— Может быть… В другое время, в другом мире я, наверное, ушёл бы в монахи.

— А я вышла бы погулять. Хотя бы ненадолго — во двор. Тут тяжело дышать. Все эти медицинские запахи. Наши вояки меня не заругают?

— Я тебя провожу.

Они вышли на крыльцо перед приёмным покоем. В больничном парке висела всё та же взвешенная серость. К ночи она просто приобрела цвет мокрого асфальта и, наполняя собой пространство, превращала его в декорации к сказочному фильму или триллеру. Отсутствие ветра ещё более усиливало эффект. Казалось, и листья и ветви деревьев сделаны из пластика. И только две человеческие фигуры в сумраке мёртвого сада были живыми.

— Так почему ты не ушёл в монастырь? — спросила Даша, ёжась скорее не от холода, а от жутковатого пейзажа вокруг.

— После академии я поехал в Лавру. Хотел хотя бы присмотреться к этой размеренной монастырской жизни. Поселился в гостинице для паломников. Знаешь, мне там даже воздух нравился. Хвойный такой, чистый… — Пантелей глубоко вдохнул, словно и сейчас ощущал какие-то ароматы. — Дышится легче. Я думаю, наверное, потому, что он и внутренне чистый. Намоленный, что ли… На второй день я встал в огромную очередь к старцу Кириллу. Честно говоря, мне было немного не по себе. Я просто хотел совета, а там люди стояли кто с горем, кто со смертельной болезнью, кто с отчаянием в глазах. Их сразу видно. И мне даже показалось, что я зря время буду у старца отнимать. Но тут вдруг выходит келейник — и прямиком ко мне. «Вы, — говорит, — врач Пантелеймон?» «Я», — отвечаю. «Пойдёмте, — говорит, — он ждёт вас». И ведёт меня мимо всей этой очереди, отчего мне стало невыносимо стыдно, будто украл чего-то у всех этих людей. Так и прошёл с опущенной головой мимо всех, так и в келью вошёл, а когда посмел голову поднять, увидел его глаза. Знаешь, если назвать их внимательными, значит ничего не сказать, лучистые такие… В общем, объяснить трудно. Я на колени бух… Думаю, как я перед святым человеком стоять буду? А он подходит, поднимает меня за плечи и говорит:

— Все мы грешные… — Мысли читает, это точно. — Правильно тебя родители назвали. Чувствуешь, что Господь тебя ведёт?

— Чувствую, — я сразу ответил, потому как с детства это знал.

— Ну так и доверься Ему, Отцу Небесному. В иноки рано тебе. Служи в миру. Исцеляй людей и сам исцеляйся. Детей воспитай.

— Чьих детей? — не поняла Даша.

— Ну, своих, конечно, — смущённо улыбнулся Пантелей.

— Так, выходит, старец ошибался? Какие теперь дети? Ты и жениться не успел? — усомнилась Даша. — Может, он просто тебе говорить не хотел, что вот — Конец Света уже под носом.

— Нет, он сказал. Сказал: в конце времён не то что жить по заповедям, а просто жить трудно. «Если все верные от той жизни уйдут, что будет?» — спросил. Ты же, говорит, врач, как и твой небесный покровитель. Вот и понимай это так: кто-то может лечиться амбулаторно, посещая храм, а кому-то стационар нужен — он в обитель уходит. А ты врач, ты должен при больнице быть. Понимаешь? И у меня в голове сразу всё на места встало, а когда он меня благословил, я чуть не заплакал от благодати, которая вдруг на меня снизошла, и уходить не хотелось. Но там — за дверями — была огромная очередь. Я поклонился и вышел…

— И что будет дальше? — спросила Даша.

— Не знаю, надо просто жить так, как будто каждый новый день — последний.

— Бабушка так же говорит.

— У тебя хорошая бабушка.

— Хорошая.

Какое-то время они молчали, прислушиваясь к себе. Потом Даша вдруг попросила, так вдруг, что, похоже, сама от себя не ожидала.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

— Что?

— Я никогда не целовалась. У меня был парень, он такой нерешительный. А вдруг сегодня действительно последний день. Если, конечно, ты не посчитаешь это грехом.

Немного растерянный Пантелей приблизился к девушке, осторожно наклонился и нежно приложил свои губы к её губам.

— Сладко, — оценила Даша, ещё не открывая глаз.

Они стояли, замерев, ни решаясь больше ни на что.

— Мне понравилось, — улыбнулась Даша.

— Мне тоже, — признался Пантелей.

— Ты говорил про взрыв, ну, что любовь должна быть как взрыв… А я сейчас подумала, что она может быть тихая и нежная. Понимаешь?

— Теперь понимаю.

— Но во мне что-то тихонько взорвалось…

— И во мне.

— Бабушка мне сказала, что ты… — Даша покусала губы, подбирая слова, — в общем, что ты не от мира сего. А я вот тебя сейчас, наверное, приземлила. Бабушка всё время твердит, что Бог есть любовь, что Он нас всех любит, что мы сами отворачиваемся от Него. Мы сейчас с тобой от Него не отворачивались?

— Не знаю…

— У меня сейчас такое странное состояние… Я боюсь его спугнуть. Никогда такого не было. Ты поцелуешь меня ещё раз?

Пантелей осторожно привлёк Дашу к себе, но не поцеловал её, а прижал голову девушки к груди, вдыхая аромат её волос.

— Странно, — сказал он, — до этого момента мне казалось, я знаю, как жить… Странно, две тысячи лет назад апостол Павел в своём Послании коринфянам писал: Я вам сказываю, братья, время уже коротко, так что имеющие жён должны быть, как не имеющие… ибо проходит образ мира сего…

— Действительно, странно. — Даша чуть отстранилась. — Получается, что если бы Адам и Ева не пали, не совершили первородный грех, то у них не было бы детей, не было бы человечества?

— Я думаю не так. Просто всё должно было идти по-другому. Как тебе сказать… более чисто… Они не знали зла. Как младенцы. Любовь между ними несомненно была. Как была и любовь к Богу Отцу. Но это была какая-то более высокая, недосягаемая нашему нынешнему сознанию любовь. И был всего один запрет. Ева его нарушила, потом… Адам. И всё пошло не так…

5

— Профессор, не спать! — услышал Михаил Давыдович голос Тимура и встряхнулся. — Ты же хотел не спать.

— Да-да, — закивал профессор, — я просто задумался.

— А должен смотреть в окно, просекать обстановку. Вдруг враги подберутся.

— Да-да, — снова согласился Михаил Давыдович.

— Я видел их начальника. Такой человек сделает всё, чтобы полностью захватить власть.

— Я его тоже видел.