Филип Дик - ВАЛИС. Трилогия

Суммируя вышесказанное (как выразился бы Лошадник), современный мазохист не наслаждается болью: он просто не в состоянии не быть беспомощным.

«Наслаждение болью» есть семантическое противоречие, на что не раз указывали некоторые философы и психологи. «Боль» определяется как нечто, что вы ощущаете как неприятное. «Неприятное» – это то, чего вы не хотите. Попробуйте–ка определить это как что–нибудь другое – куда вас занесет?

«Наслаждаться болью» – значит «наслаждаться тем, что вы находите неприятным». Райк умудрился справиться с ситуацией – он распознал истинную динамику современного ослабленного мазохизма… и понял, что тот весьма широко распространен и присутствует практически в каждом из нас в той или иной форме и в той или иной степени. Мазохизм стал вездесущим.

В действительности Шерри нельзя обвинить в том, что она наслаждалась гложущим ее раком. Или в том, что желала его. Просто она верила, что рак лежит перед ней: случайная карта в колоде. Каждый день Шерри снимала одну карту, а раковая все не открывалась. Но если карта в колоде, когда–то вы откроете ее, вот тут–то все и кончится.

Посему, хотя на самом деле в том нет ее вины, Шерри была предназначена долбать Жирного так, как не долбала до тех пор кого–либо еще. Различие между Глорией Кнудсон и Шерри очевидно. Глория желала умереть по причинам чисто воображаемым. Шерри должна была умереть независимо от того, хотела она того или нет. Глория могла прекратить свою смертельную игру в любой момент; у Шерри такой возможности не было.

Такое впечатление, что Глория, разбившись в лепешку о мостовую в Окленде, возродилась к жизни, причем вдвое сильнее и физически, и душевно. В то же время Бет, уйдя от Жирного и забрав с собой Кристофера, оставила Лошадника съежившимся примерно вполовину его реального размера. Разница не в пользу благополучного конца.

Настоящая мотивация симпатии Жирного к Шерри на самом деле неотделима от смерти Глории, скорее даже исходит из нее. Однако, вообразив, что доктор Стоун вылечил его, Жирный с вновь обретенной надеждой отправился в мир и попал прямиком в лапы сумасшествия и смерти. Он так ничему и не научился. Справедливости ради можно сказать, что из тела Жирного пулю извлекли, а рана, соответственно, зарубцевалась. Но цель–то его состояла в другом, ему просто до смерти хотелось переехать к Шерри и начать спасать ее.

Если помните, Жирному давным–давно посоветовали бросить заниматься двумя вещами: помогать людям и принимать наркоту. Наркотики он бросил, однако вся энергия и энтузиазм Лошадника теперь полностью обратились на то, чтобы помогать кому–то.

Лучше бы он продолжал ширяться.

Бракоразводная машина прожевала Жирного и выплюнула его, теперь уже человека не семейного, предоставив свободу разрушать себя. Как же ему не терпелось!

Пока суд да дело, Жирный начал посещать психотерапевта, предоставленного ему Департаментом здравоохранения графства Оранж. Звали психотерапевта Морис. Морис был не какой–то там обычный психотерапевт, нет. В семидесятых он контрабандой доставлял в Калифорнию оружие и наркотики, используя порт на Лонг–Бич, состоял в «Студенческом координационном комитете против насилия» и «Конгрессе расового равноправия», а в рядах израильского спецназа воевал с сирийцами. Его мускулы бугрились под рубашкой, так что едва не отлетали пуговицы. Как и у Жирного Лошадника, у Мориса была черная курчавая бородка.

Обычно Морис стоял посреди комнаты и орал на Жирного, заканчивая каждую свою сентенцию фразой: «Я не шучу!» Жирный и не сомневался.

Проблема была не в этом.

Морис полагал, что его задача – заставить Жирного наслаждаться жизнью вместо того, чтобы спасать других. У Жирного концепция наслаждения отсутствовала как таковая, хотя он и знал значение слова. Для начала Морис велел ему составить список из десяти вещей, которые Жирный хотел больше всего на свете.

Жирный решил, что под словом «хотеть» подразумевается «хотеть сделать».

– Что бы я хотел сделать, – начал он, – так это помочь Шерри. Чтобы она снова не разболелась.

– Ты думаешь, что должен помочь ей! – взревел Морис. – Думаешь, это сделает тебя хорошим. Да ничто и никогда не сделает тебя хорошим. Ты на фиг никому не нужен!

Жирный слабо запротестовал.

– Ты бесполезен, – заявил Морис.

– А ты – кусок дерьма, – ответил Жирный, на что Морис ухмыльнулся. События развивались по его плану.

– Послушай, – сказал Морис. – Я не шучу. Иди курни травки, завали какую–нибудь телку с большими сиськами, только чтоб она не помирала. Ты же знаешь, что Шерри помирает, так? Она помрет, и что ты тогда будешь делать? Вернешься к Бет? Бет ведь пыталась тебя убить.

– Убить? – Жирный был потрясен.

– Конечно. Она настроила тебя на смерть. Она знала, что ты решишь себя убить, если она заберет сына и смоется.

– Ага, – сказал Жирный.

Он даже немного обрадовался, ведь это означало, что он не параноик. В глубине души Жирный всегда подозревал, что именно Бет спровоцировала его попытку самоубийства.

– Когда умрет Шерри, – продолжал Морис, – умрешь и ты. Ты хочешь умереть? Могу организовать прямо сейчас. – Он посмотрел на свои большие наручные часы, которые показывали все на свете, включая положение звезд. – Так, сейчас половина третьего… Как насчет шести вечера?

Жирный не мог понять, серьезно тот говорит или нет, но почему–то не сомневался, что Морис вполне способен устроить такое.

– Послушай, – сказал Морис. – Я не шучу. Есть гораздо более легкие способы умереть, чем те, что ты испробовал. Ты, смотрю, легких путей не ищешь. Как только Шерри не станет, ты опять начнешь искать повод покончить с собой. А зачем тебе еще какой–то повод? Жена и сын тебя бросили, Шерри помирает. Учитывая твою к ней любовь…

– Да кто сказал, что Шерри умирает? – прервал Жирный.

Он не сомневался, что сможет спасти ее при помощи своих новых способностей, именно это лежало в основе его стратегии.

Морис пропустил вопрос мимо ушей.

– Почему ты хочешь умереть? – вместо этого спросил он.

– Я не хочу.

– Если бы у Шерри не было рака, ты также рвался бы жить с ней?

Морис подождал, но ответа не последовало, поскольку Жирному пришлось признаться себе: нет, не рвался бы.

– Почему ты хочешь умереть? – повторил Морис.

– А? – Жирный был совсем сбит с толку.

– Ты плохой человек?

– Нет.

– Кто–то велит тебе умереть? Какой–то голос? Кто–то шлет тебе приказы?

– Нет.

– Твоя мать хотела, чтобы ты умер?

– Ну, с тех пор, как Глория…

– Да насрать на Глорию! Кто такая Глория? Ты даже не спал с ней. Ты и не знал ее толком, а все равно готовился умереть. Хватит нести чушь! – Морис, как обычно, начал орать. – Хочешь помогать людям, так езжай в Эл–Эй выдавать бесплатный суп в католической столовке для бедных или отдай сколько можешь денег в КРР. Пусть людям помогают профессионалы! Ты лжешь самому себе. Лжешь, что Глория для тебя что–то значила, что, как ее там, Шерри не умрет. Да конечно же, умрет! Поэтому и рвешься к ней – чтобы присутствовать в момент ее смерти. Она хочет утащит тебя с собой, а ты и рад. Вы с ней сговорились! Каждый, кто входит в эту дверь, хочет смерти. Такова суть душевных болезней. Не знал? Так послушай меня. Я бы с удовольствием подержал твою голову под водой до того момента, пока ты не начал бы бороться за жизнь. А не начал бы, так и насрать на тебя! Жаль, не дают мне делать такого. У твоей подруги рак? Сама виновата. Человек выключает свою иммунную систему – и вот, пожалуйста, рак. Такое бывает, когда теряешь кого–то близкого. У каждого из нас в крови имеются раковые клетки, но иммунная система присматривает за ними.