Александр Владимиров - Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма

— Ни одного джигита не видел, — добавил Рустам. — Что за страна без джигитов!

— Почему вы молчите? — обратился консул к Валентине.

Репринцева почувствовала, что просто не сможет врать как остальные, поэтому ответила уклончиво:

— Чтобы судить о стране, надо хотя бы некоторое время пожить в ней.

— Понятно, — Лев Семенович вновь посмотрел на Репринцеву. — Ну, а что граждане Российской Империи думают о нашей стране?

— Уважают нас и товарища Сталина, — гордо произнесла Надежда.

— Многие мечтают жить в СССР, только боятся признаться, — сказал Давид.

— И мечтают, чтобы джигиты станцевали им лезгинку, — сообщил Рустам.

Валентина, пожав плечами, просто высказала свое наблюдение:

— Мне показалось, они вообще мало интересуются жизнью в СССР.

— Что говорит об их узком кругозоре, — тут же нашлась Надежда. — В Советском Союзе молодой человек или девушка интересуются всем!

В глазах Льва Семеновича читалось одобрение. Карьера Надежде Погребняк была обеспечена.

— Так, так! А вы рассказали им, какое счастье быть советским гражданином? О бесплатном образовании, медицине? О том, какие у нас заводы? Как крестьяне стремятся в колхозы?

— Да! — одновременно вступили Давид и Рустам. — Была встреча с пионерами. Они слушали, задавали вопросы.

— Очень хорошо, — опять произнес консул.

— А Валя написала статью для оскольской газеты! — гордо объявил неутомимый джигит.

Надежда тихонько ударила его ногой, но поздно, Лев Семенович весьма оживился:

— Что за газета? Что за статья?

— «Оскольские вести», — нехотя ответила Валентина. — Статья о маньяке, который терроризирует город.

— Любопытно. Надеюсь, вы отметили, что в СССР подобного нет и быть не может.

— Нет, об этом я не написала.

— Почему? — слегка нахмурился консул.

— Такой маньяк может появиться где угодно. Мы рассматривали другое: психологический портрет преступника.

— «Мы»?

— Я написала статью с одним местным журналистом.

— Он член ВКП(б)?

— Вряд ли.

Лев Семенович вдруг хищно улыбнулся:

— Сейчас у нас завтрак. Или уже обед. Затем наши представители покажут вам город и уже после отвезут на вокзал.

Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

Никита Никодимович открыл футляр, в котором лежало бриллиантовое ожерелье, осторожно достал его. Сидящий напротив человек усмехнулся и сказал:

— Разрешите?

— Конечно! Оно специально для вас.

Рука в перчатке взяла ожерелье, глаза внимательно осмотрели его. Наконец человек произнес:

— Цена прежняя?

— Мы же договорились.

— Да, но в вашем бизнесе возможны любые неожиданности.

— Что вы! Превыше всего — данное слово. На том и стоим. Традиции русского купечества, как Морозов и Мамонтов (Савва Морозов и Савва Мамонтов — знаменитые русские купцы, которые, среди прочего, славились своим словом. — прим. авт.).

— Плохое сравнение. Те люди созидали. А вы, уж извините, — обычный мошенник.

— Зачем же так? — надул губы Никита Никодимович. — Коль мы начали сотрудничать.

— Коль начали сотрудничать, извольте слушать о себе правду.

Степанов вздохнул, развел руками. Его собеседник продолжал:

— Тяжело стало без госпожи Федоровской?

— Еще бы! Наш бизнес сопряжен с большим риском. Поэтому и нужен известный, уважаемый в городе человек. Такой, как вы.

— Дело прибыльное, не спорю. Но ведь и опасное.

— Полиция так ни до чего и не докопалась.

— Откуда вы знаете?

— У вас наверняка информация более серьезная. Однако. пока гуляем, — несколько нервно ответил Никита Никодимович.

— Как верно заметили: пока! И не забывайте об убийце. Он начал вершить свое правосудие именно с Федоровской.

— Вы изволили сказать «правосудие»?

— Шутка.

— Дело совсем не шуточное.

— Ладно, не буду, — вроде бы согласился сидящий напротив. И тут же опять: — Но ведь Федоровскую убили!

— По моим сведениям ее убили за политику. Она была связана.

— Она была убита, потому что убийца посчитал, такая женщина вредна для морали и нравственности нашего города, — перебил собеседник.

— Все шутите.

— Нет, не шучу.

Степанов ощутил, как по спине пробежал холодок страха. Поведение явившегося на встречу человека нравилось ему все меньше и меньше.

— Ладно, — послышалось примирительное. — Есть одно главное условие нашего сотрудничества: никто и никогда не должен узнать о моей роли в вашем «бизнесе».

— Никто и никогда! — подтвердил режиссер. — Вы появились инкогнито. Я так удивился, увидев именно вас.

Глаза собеседника лукаво блеснули:

— Вам требуются мои контакты, связи?

— Желательно бы.

— Кто именно?

— Многие чиновники и их жены в Старом Осколе захотели бы иметь такую роскошь, да по соответствующим ценам. вы меня понимаете.

— А что еще у вас есть?

— Много чего. И все, минуя таможню. Выгода полнейшая. Я сам был человек маленький, лишь иногда посредничал. А вот теперь, после смерти Зинаиды Петровны, многое пришлось брать в свои руки.

— Вы, случаем, не знаете, кто убил Федоровскую?

— Откуда?! Однако человек тот ужасно опасен и. безрассудно смел. Пробраться на второй этаж дома актрисы, когда вокруг столько слуг! И собака во дворе.

— Он проник ночью. Да и слуги — одно название. Засыпают раньше хозяев.

— Откуда вам известно?.. В таких подробностях.

— Подумаешь! — хмыкнул собеседник, — весь Старый Оскол в курсе того, что Федоровскую убили ночью. А насчет слуг. у меня ведь они тоже есть. Кому, как не мне, знать их дурной характер. Вопрос в другом: кто тот безрассудно смелый убийца?

— Да, — согласился Никита Никодимович, — вопрос остался без ответа.

— Не для меня.

— Как?! Вы в курсе?!..

— Еще бы.

— Почему не сообщите в полицию?

— Зачем доносить на себя?

Степанов нервно хихикнул. Почему-то собеседник начинал его пугать всерьез. В его постоянных, настойчивых до неприличия шутках было что-то жуткое, завораживающее.

— Вернемся к нашим делам! — чуть не в истерике воскликнул режиссер.

— Вернемся, — согласился собеседник. — Вы хотите сделать наш город центром международной контрабанды. И ждете от меня посильной помощи.

— Зачем так грубо?..

— Как уж есть. Только задача у меня другая. Как говорит наш любимый начальник полиции Корхов: «Очистить город от скверны».

— Корхов имеет отношение к убийствам? — невольно вырвалось у Степанова.

Собеседник захохотал. От этого смеха у режиссера онемели внутренности. Либо прекращать глупую игру, либо.

— Я, пожалуй, пойду, — поднялся Никита Никодимович.

— Мы же не обсудили до конца наши дела.

— Ваши. шутки. Они неуместны.

— Неужели не понятно: это не шутки. И никуда вы не уйдете. Я не могу вас отпустить.