Томас Диш - Ассасин и сын

— А о чем вы хотите, чтобы он вам говорил? О своей работе?

— Зачем так мрачно, Джозеф? Позвольте заметить, что, и став жрецом, вы продолжите вести себя как прославленный ассасин.

Он рассмеялся.

— Каюсь, когда-то я завидовал Дэвиду…

— Так вы признаете это? Я помню время, когда мы ходили играть на улицу перед Кварталом. Нам было по семь лет. Вы мне сказали…

— Но теперь это в прошлом. Если бы было достаточно одного желания, чтобы сделаться ассассином, никто бы не становился больше фермером, механиком, продавцом газет. К тому же, жрец стоит как раз за ассасином.

— Рада от вас это слышать. Как раз за…

— Я имею в виду уровень доходов.

Леора шутливо поджала губы и покачала головой.

— Что я ценю в своем будущем девере, так это откровенность. В то время как другие жрецы твердят о «священном наследии рода человеческого, которое необходимо сохранить», или о «духовных радостях жизни, посвященной науке и созерцанию», вы говорите о деньгах.

— Я люблю деньги. Это не единственная вещь, имеющая значение, но когда тебе восемнадцать лет, священная история…

— …кажется скукой смертной.

— Что я ценю в своей будущей невестке, так это отсутствие манер.

Леора в свою очередь покраснела.

— Что вы хотите сказать?

Джозеф посмотрел с упреком на серебристый хиджаб, небрежно свисавший одним концом на плиты пола.

— Вас рассердило это? Но когда мы были детьми… Это смешно.

— Мы уже не дети. И Дэвид не нашел бы это смешным.

Она снова повязала хиджаб, оставив открытыми только глаза, сверкающие гневом.

— Мне лучше вернуться домой. Скажите Дэвиду, что он не застал моего прихода.

— До свидания, Леора.

Но она уже ушла, не ответив и не оглянувшись.

Он никогда не думал о Леоре как о невесте брата без какой-то тягостной неловкости на душе. Ведь во времена, когда они беззаботно ходили вместе в школу перед тем, как ей надеть хиджаб и перестать посещать послеобеденные курсы в Квартале, она была его постоянной подругой. Она оставалась ею и потом, хотя он и старался не думать, кем она для него является.

Кем является для нее он, Джозеф тоже никогда не думал. Чувства женщины имели мало значения: брак был обговорен главами семейств годом ранее, когда Дэвид достиг требуемого возраста.

То, что тяжесть на душе не исчезла и через год, ему казалось ненормальным.

Последняя четверть солнца скользнула за огромный искусственный Парасоль, и искусственная ночь сефарадского полудня упала на окрестности. Джозеф опустился на колени, лицом на запад. Там, менее заметное на небе, чем близкая Вега, солнце Земли мерцало и внимало (по крайней мере, так учили в школе) его молитве. Джозеф совершенно точно знал, что ни Земля, ни ее солнце к нему не прислушиваются. Временами ему даже казалось, что вообще ничто и никто его не слушает, разве только отец иногда. Но он так часто бывал бит за небрежение церемониалами, что их исполнение уже почти стало для него второй натурой.

Затмение продолжалось двадцать минут — время, необходимое солнцу в его движении на восток для прохождения за Парасолем, перемещающимся в обратном направлении с той же скоростью. Грандиозный Парасоль, имеющий угловые размеры в десять градусов, предохранял Замору и ее предместья от наиболее жарких лучей, давая краткую передышку пересохшей почве, для увлажнения которой в это время включалось поливальное оборудование новой ирригационной системы, и позволял обитателям раз в день прогуляться под защитой от безжалостно палящего солнца. Орбита Парасоля пролегала всего в ста пятидесяти километрах от поверхности планеты, и его антигравитационный комплекс подпитывался самим солнцем, лучи которого направлялись на него гигантскими зеркалами Лунной Обсерватории, видимой издалека. Парасоль и два его подобия были сконструированы землянами и любезно предоставлены Сефараду. На самом деле подарок не был бескорыстным. Благодаря понижению температуры и модификации оросительных установок, окружающих некогда аридные поля, урожаи сельскохозяйственных культур Сефарада за последние пятьдесят лет возросли вдвое.

Этот подъем вполне естественно вызвал прирост рождаемости, однако, не в столь заметной степени: гептополость, по крайней мере, имела то преимущество, что не способствовала перенаселенности. Сефарад отныне посвятил себя экспорту. Он поставлял свою продукцию в основном на Землю и в ее колонии.

Завершив полуденную молитву, Джозеф отправился во Дворец, где проходил обучение на своих курсах. Если он поспешит, то успеет в Земной Квартал деревни до окончания Затмения.

Затмение солнца не вызывало полной темноты: на севере и юге затененного диска светились слабые сполохи рефракции.

В этом полумраке еще различались позолоченные буквы таблички над дубовыми воротами: «ГОЛДФРАНК И СЫН, АССАСИНАЦИЯ». Рядом с виллой тянулось семейное кладбище, где богатые бронзовые кресты отмечали могилы мужчин, а серебряные сферы — знак Сефрадимов — участки земли, отведенные женщинам. Первые давно покрылись патиной, вторые стали тусклыми и серыми. Исключением смотрелась лишь сфера матери Джозефа, нашедшей свою смерть два года назад в деревне во время одного из бунтов, периодически вспыхивающих против колонистов.

Вилла Хьюзов располагалась на пригорке справа от Джозефа. Немного далее виднелся четырехэтажный дом, выстроенный Оскаром Милном в стиле пламенеющей готики. Голдфранк, Хьюз и Милн — все трое были профессиональными ассасинами. Соседняя деревня вполне могла обойтись без их услуг — применение своим талантам они находили в Заморе, — но предосторожность заставила их обосноваться в пригороде, на разумном расстоянии от места работы.

Несколько бараков из пластика на подступах к Земному Кварталу давали приют сефарадцам низшего класса. Ни один скорлупник не выходил на улицу в пору Затмения, которое туземцы называли Временем Ассассинов. Хотя Совет Императрицы ратифицировал создание Парасоля, большинство местного населения продолжало испытывать к ежедневному затемнению чувство суеверного страха. Здешнее предание гласило, что сначала Затмение длилось всего несколько секунд; сейчас темнота продолжалась уже двадцать минут. Что уготовано будущим? Ходили слухи, что Время Ассасинов будет становиться все более долгим. То тут, то там нападали на колонистов, считая их виновными. Имперская Армия разгоняла бунтовщиков и успокаивала умы, которые очередное Затмение снова повергало в панический ужас. Шансов выйти из порочного круга было немного, поскольку скорлупники боготворили солнце.

Земной Квартал выглядел еще более жалким, чем окружавшие его лачуги туземцев. Если профессиональный ассассин наслаждался комфортом роскошной виллы, рядовые колонисты расплачивались за свои преступления.