Вадим Бабенко - Черный Пеликан

«Да, да, – встрял тут Юлиан, кивая мне серьезно, – я тоже что-то такое заметил, но вот объяснить не мог так гладко. Очень правильно излагаешь… Представь, – признался он вдруг, смущенно ухмыляясь, – я ведь и сам еще ни разу не был на океане…»

«Не был, так побываешь, не беда», – отмахнулся я. Не лезь мол, речь не о тебе. И Юлиан тут же послушно замолчал, а я, отпив очередной глоток, сказал со значением: – «Ну а теперь собственно о стратегической магистрали!»

Магистраль была основным номером и главным выигрышным призом. По всему выходило, что мы подошли к ней вплотную, и тянуть с разоблачением больше нельзя. «Вернемся к толстосумам, – начал я вкрадчиво. – Ты думаешь, они сидели сложа руки и наблюдали спокойно, как их денежки, так и не материализовавшись, уплывают в другие места? Нет, богатеи не так просты, они всему ищут причины, и тут причин тоже было найдено в избытке. Поработали над этим и местные головы, и привозные умы, и картина сложилась ясная, корень всех зол обнаружился сам собой. Избыток, не избыток, а куда не кинь, все упиралось в одно – в пресловутые дюны, куда и забредать страшно, и о которых слухи ходят один непонятнее другого – а прочее все, наверное, и всерьез принимать не стоит, пока дюны таковы, как есть, и о них главный разговор.

Дюны так дюны, решили городские тузы, значит были дюны и не будет дюн, но потом пыл-то поостыл. На это многие до них замахивалась, но ничего хорошего не вышло – нехорошее вышло, это да, и примеры не воодушевляли ничуть. Тем не менее, за шустрыми проектировщиками дело не стало, полезли изо всех щелей, чуть только пронюхали, куда дует ветер, и давай сочинять, кто во что горазд. На все находились умники – и подчистую засыпать дюны гранитным щебнем, и закатать асфальтом, словно гигантский плац, а то и аммонитом взорвать, а в котлован – опять же асфальт или бетон, чтобы от прежних глупостей не осталось и следа. Мельтешили они, изгалялись друг перед другом, норовя угодить в главнейшие советчики, но не угодили, потому как угодил-то я, а не кто иной, и не с какой-нибудь глупостью, а с самой что ни на есть реальной вещью».

Я покачал головой, разлил остатки вина по бокалам и сказал веско: – «Да, я придумал магистраль. Отошел, понимаешь, от стандартных схем, глянул с другой стороны, в архивах порылся, старые книжки почитал и понял – только в этом и выход, по-другому не получится никак. Необъяснимое не объяснить, и мистику так просто не изведешь. Не бороться нужно с ними, а оставить за бортом, не лезть напролом, а обойти стороной. Просто даже не обращать внимания – в этом суть и вся соль: пусть себе существуют отдельно, пусть копаются в них те, кому нужно и больше нечего делать, а основной поток – вокруг, поверх и, получится неизбежно, напрямую. К новой, так сказать жизни, мимо древних руин. Гениально по-моему, и я принимаю аплодисменты, хоть ты и не расположен аплодировать, потому что еще по-настоящему не вовлечен и прямых выгод само собой не видишь. Но те, кто вовлечены, те прониклись как надо, пусть и не сразу и не вдруг – но, опять же, идея была новехонькая и требовала некоторой привычки».

Я победительно посмотрел на Юлиана, и тот осклабился нарочито, будто радуясь за меня. Верит, мелькнула мысль, или притворяется, что верит – не суть важно. Скоро выясним доподлинно, уже немного осталось. Надо было что ли десерт заказать – а то я все треплюсь и треплюсь без перерыва…

«И что же было дальше? – поинтересовался Юлиан с напускной небрежностью, пригубив свой бокал и посмотрев искоса на мой, что давно уже был пуст. – Не заказать ли нам кстати еще вина? Или коньячку для разнообразия?»

«Давай коньячку, – махнул я рукой, показывая всем видом, что уже несколько набрался. – В хорошей компании легко пьется. А дальше было так…»

В течение следующего получаса я рассказывал ему в деталях, как идея мужала в суровой борьбе, как соперники расставляли мне ловушки и пытались опорочить почем зря, как приходилось изворачиваться и лгать там, где на первый взгляд следовало сказать правду, потому что нельзя было допустить, чтобы мои покровители заскучали, а правда смотрелась куда скучнее лжи. Я собрал вместе все, что знал об искусстве лавирования среди остроконечных рифов в тех водах, где водятся большие деньги – собрал и беззастенчиво присвоил себе умения и выдержку, изворотливость и хитрую сноровку, что взращиваются многие годы, чтобы потом, подобно современному Сезаму, ввести своих обладателей в узкий круг. Я представил себя одним из семейства акульих и щелкнул отточенными зубами не раз и не два, и Юлиан согласился со мной и поверил в такого меня, потому что, хотелось мне думать, ему ничто не резануло слух, и все, что нужно, было на местах. Я мог бы легко насторожить его, сфальшивив и сорвавшись от напряжения на фальцет, но я не сфальшивил и не сорвался, да и напрягся не очень – будто и впрямь перевоплотившись и поменяв обличье по счастливо найденному рецепту.

Он кивал и кивал, а мне становилось все свободнее и проще. В какой-то момент я вновь вернулся к своей картинке, словно предлагая представить воочию замысловатый конструкторский изыск, дорисовав мысленно усеченную синусоиду перекрытий и параболы оградительных тросов с обеих сторон, услышать шорох шин по всем восьми полосам и даже различить рокот прибоя, встречающий и провожающий юркие автомобили, что кажутся игрушечными с высоты птичьего полета. Не моргнув глазом, я фантазировал о будто бы проделанной уже топографической разметке чуть ли не по всей длине предполагаемого строительства, о почти готовой смете и нетерпеливых подрядчиках с экскаваторными ковшами наготове. Я сравнивал бетонную полосу то с механической рукой, протянутой от ратуши и хватающей океан за ворот, то с гигантской мышцей, стягивающей вместе город и стихию, укрощенный камень и далекий горизонт. Из расплывчатого и рассеянного мир становился обозримым и очерченным жирной линией, как границей, вне которой нет места никаким безумствам. Магистраль, что ни говори, имела конечную длину, и город прочно стоял на своем месте, а океанский берег вообще представлял собой незыблемый инвариант, точку отсчета, которую не сдвинет ничто кроме космической катастрофы. Итого, выходило, что на легенды и мифы отведена существенно конечная часть пространства, которую к тому же можно обозреть из окна неспешно едущего авто, превратив тем самым из грозной силы в достопримечательность, еще и способную приносить выгоду. Это ли не картина для желающих мыслить масштабно и по-крупному ворочать деньгами? – вопрошал я риторически, рассчитывая конечно, что Юлиану ничего не известно о прошлых попытках покорения дюн и возведения в них хоть даже обычных дорог. – Это ли не резвый жеребец, на котором можно въехать туда, где раздают жирные куски?..